Презумпция лжи

Вплоть до конца войны Рейхсбанк Германии аккуратно платил проценты по всем инвестициям БМР в Германии; формировавшуюся таким образом прибыль БМР в свою очередь выплачивал своим европейским и американским акционерам.

На протяжении первых пятнадцати лет (с 1930 по 1945 г.) сначала заместителем ген. управляющего, а затем генеральным управляющим БМР являлся немецкий банкир Пауль Хехлер (Paul Hechler). В состав первого же Совета директоров БМР (с 04.1930 по 03.1933) вошёл партнёр (один из управляющих акционеров) семейного банка «коварных Варбургов» М.М. Warburg & Со Карл Мельхиор (Carl Melchior).

Тогда же сначала вице-президентом (с 1935 г.), а затем Президентом (с 1937 г.) БМР являлся голландский банкир Ян Виллем Бейен (Jan Willem Beijen), который позднее, в 1940-х гг. руководил голландской делегацией при создании Бенилюкса; представлял Голландию в Бреттон-Вудсе (в июле 1944 г.; он был близким другом экономиста Кейнса); был назначен (в 1946 г.) директором Международного банка реконструкции и развития (МБРР; в настоящее время — Всемирный банк), а также Исполнительным директором Международного валютного фонда (МВФ; в 1948 г.).

Трудно себе представить, как смог бы Гитлер быть представленным среди «Них» и сотрудничать с «Ними» ещё лучше и теснее; даже если бы очень захотел. Поэтому опять: если принимать «Красную симфонию» за чистую монету, то не понять никак, о чём же тогда говорит «Раковский» и как он вообще себе мыслит, кто «Они» такие в контексте конца 1930-х годов.

Второе. По состоянию на начало 1937 г. Гитлер ни одно государство к своей финансово-денежной системе не подключал и уж тем более не было никаких намёков на то, что он собирался вместе с ними «создавать автаркию, Коммонвелс». Если учитывать, как тесно гитлеровские руководители экономического и финансоводенежного блока лично сотрудничали со своими коллегами из всех ведущих стран, то никаких страшных перспектив «Они» и не могли тогда опасаться; ход Истории в следующие десять лет только подтвердил это. О какой же автаркии, о каком Коммонвелсе Гитлера говорил «Раковский» в 1937 году?

Третье. Исходя из двух предыдущих аргументов, становится уже совсем непонятно, какую именно «решающую экономическую доктрину» мог сформулировать в области финансов коварный «Гитлер».

Но зато всё становится понятно и исторически точно, до прозрачного очевидно, если представить себе, что авторы имели в виду реалии 1949–1950 гг. и речь вели о финансово-денежной и экономической системе СССР и о только что созданном «Сталиным» СЭВе. В наличии всё, чего по словам Раковского так опасались «Они»: и присвоенное право чеканить деньги (неконвертируемые рубль и его многочисленные внутрисоциалистические ипостаси при категорическом запрете хождения иностранной валюты)[171], и автаркия (под прикрытием железного занавеса, в рамках Союза экономической взаимопомощи, вкупе с Варшавским договором), и Коммонвелс («социалистический лагерь»).

Самое же главное: у «Сталина» на рубеже 1950-х гг. уже имелась решающая экономическая доктрина, в которой, действительно, не был пока отдельно проговорен (рационализирован) революционный и властный потенциал, приобретаемый вместе с правом чеканить деньги. Из чего опять же напрашивается вывод: либо авторы «Красной симфонии» предупреждали новое поколение советских руководителей, что такая рационализация повлечёт за собой войну против них, либо, наоборот, советские авторы демонстрировали «Им» своё прекрасное знание и понимание того, какая уникальная бомба замедленного действия имеется у них на вооружении.

ПЕРЕЧИСЛЕННЫХ примеров достаточно, чтобы увидеть довольно парадоксальную формулу, которую авторы «Красной симфонии» сложили в своём произведении. Подробно обосновано и сформулировано некое предложение; существуют два прямо противоположных варианта его толкования; оба они вероятны в одинаковой степени.[172] При этом фактурную базу, на которой держится формула, в силу специфики её оформления все простые читатели должны воспринять, как (недостаточно искусно сфальсифицированную) выдумку.

Потому и представляется, что «Красная симфония» — это очень серьёзный, эксклюзивный roman à clef для посвящённых, созданный в такой сверхконспиративной форме в силу чрезвычайно сложных обстоятельств и реальной угрозы благосостоянию как авторов, так и адресатов в случае их разоблачения.

Два возможных варианта толкования такие.