Презумпция лжи

Скажем, у вас есть брат, и он давно сидит в тюрьме в чужой диктаторской стране неизвестно за что. Все эти годы от него не было ни одной весточки, и как начать бороться за вызволение брата из беды, вы не знаете. А потом в один прекрасный день к вам в дом стучится незнакомый человек и заявляет, что он к вам от вашего брата, и что брат поручил рассказать, как устроить его побег. Тут же возникнет первый и самый главный вопрос: а почему вы должны незнакомцу верить? Ваш брат этот вопрос, естественно, предвидел и нашёл правильное решение: рассказал «незнакомцу» какой-то эпизод из вашей семейной истории, который никто, кроме вас и брата, знать не может. Этот никому неизвестный эпизод, как только незнакомец вам его расскажет, и послужит «ключом» к вашему доверию.

Точно такой же «ключ» требовался инициаторам и авторам «Красной симфонии». И если он в ней действительно есть — это будет неопровержимое доказательство, что повесть на самом деле является именно тщательно законспирированным roman à clef.

В ТОГДАШНЕЙ обстановке должно было быть совсем непросто придумать, что использовать в качестве такого «ключа».

В 1949–1950 гт. экстремальные политические курсы обеих мировых держав имели законодательное оформление и к тому же развивались взрывным темпом. И в советском, и в западном лагере любую разоблачённую попытку начать вопреки этим курсам совместный поиск мирного решения скорее всего объявили бы государственной изменой. Риск для зачинщиков разоблачённой попытки был реален и велик; лишнее подтверждение тому: испытанный способ «Их» неформальной связи с «большевиками» через «буферов» и «фельдъегерей» больше не был относительно безопасным (самим буферам и фельдъегерям даже грозила отныне вполне реально высшая мера наказания — что в тоталитарном СССР, что в «западных демократиях»; историки даже признают полушёпотом сквозь зубы, что как раз тогда Гай Бёрджес «чего-то испугался и сбежал в Москву», хотя против него «не было никаких улик»).

Как в таких условиях определить, с кем в стане противника можно было начинать переговоры?

Как тайно установить контакт с этими людьми, как обратиться к ним, не подвергая их опасности быть разоблачёнными у себя в стране?

Как остаться при этом в целях уже собственной безопасности как бы полностью непричастным к тайному обращению?

Как, несмотря на это, заставить их («Их») поверить и в своё реальное существование, и в свою компетентность, и в свои политические и властные возможности?

Как, наконец, установить с ними надёжную и «ультра»-строго засекреченную связь, оставаясь при этом анонимами для всего остального мира?

Ответы на все эти и многие другие связанные с ними второстепенные вопросы разбросаны в тексте «Красной симфонии», в особенностях её формы и стиля, в истории её публикаций. Есть ответ и на конкретно поставленный вопрос: зачем могли «Они» по собственной воле разгласить свои тайны и секреты? Вот он (курсив мой):

Р. — В настоящий момент я советую тому, кто начнет переговоры, чтобы они велись на почве строго конфиденциальной, с расточительной откровенностью… При наличии целой стены всяких предубеждений только правдивостью можно будет (добиться поставленной цели — А.Б.)…

Если согласиться, что написание и опубликование «Красной симфонии» — это попытка начать диалог, то очевидно, что она предпринята именно «строго конфиденциально, с расточительной откровенностью», и что как раз все «тайны и секреты семьи», в силу этой расточительности рассказанные, послужили «ключом» к доверию адресатов.

Есть, наконец, и выразительная, недвусмысленная концовка повести, у мастеров такого уровня обязательно суммирующая всё сказанное (эти завершающие «Красную симфонию» фразы произносит уже не Раковский и даже не доктор Ландовский, а сам «испанский переводчик» и «публикатор»). Вот они, последние слова в повести:

Габриель понимал, что предпринятые ими («Сталиным» с подачи Раковского. — А.Б.) шаги опасны для внутренней политики. Он говорил: «Игра может быть опасной. Наше умонастроение как среди масс, так и среди правящих, в высшей степени антифашистское… Можете себе представить, каким оружием против Сталина было бы доказательство того, что он заключил пакт с фюрером?»

Всем нам известно, что пакт СССР с Германией был заключен, что Польша была разделена и Сталин победил…

Не менее символично и ещё вот такое совпадение.