Презумпция лжи

Момент касания взлетной полосы почувствовали все, самолет был огромный, а полоса — не такая длинная, как в Союзе, Антеи садились «впритык» и «притирать самолет к полосе» возможности не было. Жесткий удар — и самолет покатился по взлетке, замедляя ход. Афганская земля…

— А мне сейчас куда? — глупо спросил я, когда самолет уже зарулил на стоянку и заглушил все четыре мотора…

Командир и штурман, которые уже собирались покидать самолет, подозрительно переглянулись…

— Вот уж не знаю, парень, куда тебе… — сказал командир — чтоб ты знал, ты у меня и в полетном плане не числишься, там ни про каких пассажиров не написано. Тебя с твоего ведомства должны встречать, а если не встречают — то я уж не знаю…

Нормально…

По узкой алюминиевой лестнице, вслед за экипажем покинул самолет, который уже начали разгружать (что мы везли — я так и не понял), отошел на несколько шагов от самолета, нетвердо ставя ноги, огляделся по сторонам. Русских нет, одни афганцы. Спрашивать их о чем-либо — занятие бессмысленное и бестолковое, только очередных неприятностей можно схлопотать. Еще раз поглядел по сторонам, выделил группу зданий вдалеке и решил, что самое крупное из них — это, наверное штаб. А раз штаб — должен же быть там хоть один советник. Вот там и разберусь. Подняв на плечо сумку с нехитрым скарбом, я поплелся в сторону штаба…

Штаба тут, конечно не было — тут вообще ничего толкового не было, строения оказались заброшенными. В отчаянии огляделся по сторонам и тут услышал за спиной голос

— Кого ищем, молодой человек?

Только секунде на пятой я сообразил, что меня спрашивают… по-русски! Обернулся — оперевшись на стену, за моей спиной стоял среднего роста человек в странной одежде — то ли военной форме то ли нет. Знаков различия на форме не было, человек этот зарос густой, черной с проседью бородой — но я сразу понял, что где-то я его видел…

— Что? Не узнал? — насмешливо спросил человек, и снова по-русски

Я смотрел на него во все глаза. Что-то вертелось у меня в голове — но узнать я не мог. Хоть убей…

— Как по чужим квартирам лазать так герой! — внезапно проворчал человек, довольно точно имитируя голос Горина — а как отвечать…

И тут прорвало… Боль в ноге, шорох чужих ног за спиной, мороз. Черная Волга, двое с автоматическими пистолетами Стечкина, безмолвное противостояние в центре зимней Москвы…

— Майор… майор Воронцов… — растерянно произнес я

— Я за него… — довольно улыбнулся человек — только не майор. И не Воронцов. Полковник Варяжцев Павел Степанович, прошу любить и жаловать. Не забыл, молодец. Память есть. А тебя как звать, величать, добрый молодец?

— Белов. Сергей Владимирович. Капитан. — ответил я

— И сколько служишь? — прищурился Варяжцев?

— Два дня… — ответил я, испытывая чувство стыда

— Нормально — кивнул Варяжцев — и не из таких голубей воронов делали. Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Народная армейская мудрость. Это весь твой скарб, или в самолете что оставил?

— Да. Весь…

— Ну, тогда начинаем учиться. Не да, а так точно.

— Так точно! — постарался вытянуться по стойке «смирно» я, но получилось достаточно жалко.

— А теперь будешь разучиваться — кивнул довольный Варяжцев — потому как ты в чужой стране. И если ты будешь вместо «да» отвечать «так точно», да еще на каком-нибудь базаре, к примеру — никакой из тебя разведчик не получится. Ни военный, ни какой другой. Понял?

— Понял… так точно… в общем — есть…

Варяжцев расхохотался. В голос.

— Ладно… А то ты обратно в Москву запросишься… Испугаешься тягот и лишений. То, что ты во фрунт не норовишь вытянуться — это для разведчика как раз ценно. У военных все на инстинктах, приходится себя ломать. А тебе — и ломать нечего. Пошли.

На авиабазу Варяжцев приехал на обычном армейском УАЗике, но с местными номерами. На заднем сидении небрежно был брошен АКМС и подсумки к нему.

— Бросай сумку на заднее сидение. Сам на переднее садись.

— А тут что… — неуверенно спросил я, глядя на автомат — стреляют?

— Скажем так. Постреливают. Хулиганят, если точнее… Но ты не боись — не пропадем. Давай, садись, в Кабуле заждались уже…

Я сел на переднее сидение, сумку бросил назад, на пол. Машина сразу же тронулась…

— Далеко до Кабула?

— Шестьдесят километров. К вечеру доедем. Тут дорога не самая плохая, наши ее подлатали малость…

Дорога и в самом деле была неплохой. Я думал, что в Афганистане сплошные горы — но нет, дорога шла по плоскогорью, горы были то слева то справа, но горных серпантинов не было. Попадались и другие машины…

— А это что? — я в изумлении открыл рот, глядя на разукрашенную и перегруженную сверх всякой меры грузовую машину, которую Варяжцев ловко обогнал…

— Бурубахайка… — ответил Варяжцев, снова прибавляя газ

— Что?

— Бурубахайка. Машина такая. Здесь их полно — железной дороги нет, одни такие машины. Все на них возят. «Буру Бахай» — местные так желают «счастливого пути». Ты лучше расскажи мне — как ты дожился до жизни такой?