Презумпция лжи

Я не понимал Афганистан. Возможно, это было потому, что я пробыл здесь всего три недели — но я его не понимал. И все-таки — я начинал относиться к этой стране, как к чему-то своему…

За то время, пока я прогуливался по улицам Кабула — один, без охраны и без оружия — я много увидел и многое понял. Просто наблюдая уже можно было многое понять. Древний город, еще не вышедший из средневековой тьмы уже начинал застраиваться — появились краны, строились новые дома по советским проектам. Улицы были завешаны красными транспарантами — зрелище для меня было довольно диким — привычный кумач транспарантов, но на нем вместо русских букв — какая-то арабская вязь…

Афганцам все это было не нужно. Даже не зная ни афганцев, ни их языка, ни их обычаев, ни их страны, я видел — то, что происходит им совершенно не нужно. Их вполне устраивало то самое средневековье, в котором они жили — с хибарами в самом центре столицы страны, больше похожими на выкопанные в земле норы, с мечетями и минаретами, с дуканами вместо магазинов. То, что несли им мы — развитой социализм — им просто было не нужно и благодарности за него ждать не приходилось. Хоть я и пробыл в Афганистане всего три недели — но я все это понял и осознал…

Машину я припарковал точно там же, где и полковник Варяжцев — за ангарами (если их можно было так называть, это были бараки, в которых складировали груз за неимением другого места). Глянул на часы — рейс должен был уже прибыть. Тот, кого я должен был встречать, летел рейсом военно-транспортной авиации. Глянул на часы — приехал рано. До времени посадки нужного мне борта оставалось минут двадцать, а посадка, скорее всего, будет с опозданием…

Самолет опоздал минут на двадцать. Я уже не знал, куда себя деть, когда над горами появилась светло-серая, почти невидимая на фоне неба точка. Самолет с широким разворотом зашел на посадку, тяжело плюхнулся на ВПП побежал по ней. Я примерно прикинул, на какую стоянку его ведут и пошел встречать…

Первыми, конечно к самолету подоспели афганцы — груз надо было выгрузить и быстро, не задерживая самолет. Экипаж откинул аппарель в хвосте самолета, я же пошел к боковому люку, из которого должен был показаться экипаж…

Но экипажа не было — первым по откидной алюминиевой лестнице спустился среднего роста, полноватый и лысоватый человек с тяжелым туристическим рюкзаком за спиной. На нос Константин Иванович нацепил черные очки. Осторожно, смотря себе под ноги, он спустился по узкой лестнице на землю, поднял голову и… остановился как вкопанный. Затем снял очки, с недоверием посмотрел на меня…

— Серега ты, что ли? — потрясенно пробормотал он

— Я… дядя Костя… я…

И какая то неведомая сила бросила нас навстречу друг другу…

— Серега… мы же думали… Серега…

— Живой я… Константин Иванович… живой…

Договорить решили дома, тем более что на нас уже смотрели. Я взял тяжелый рюкзак (в котором, кстати, что-то многозначительно звякнуло) и мы пошли к машине…

Афганистан, Кабул 24 сентября 1978 года

— Ты сейчас что, на КГБ работаешь?

— Нет. Я в армии числюсь. Теперь я капитан Белов Сергей Владимирович.

Про ГРУ тогда еще мало знали, если про КГБ хоть и шепотом, но говорили, то ГРУ было «не на слуху». В конце восьмидесятых — начале девяностых, когда все громили, это сослужило ГРУ хорошую службу — про него просто забыли…

Мы сидели на кухне моей квартиры, при свете голой лампочки, свисающей с потолка. Константин Иванович поставил на стол бутылку «Московской», экспортной с зеленой этикеткой, я в момент сообразил нехитрую закусь с местным колоритом. Сейчас в бутылке оставалось только на дне, но ни я, ни Константин Иванович совсем не опьянели…

— Как же ты в армию то попал… а, понял, понял…

Я благодарно кивнул головой — не хотелось врать…

— Лучше расскажите, Константин Иванович — как там в Москве…