Презумпция невиновности

По дороге сюда я придумал сто аргументов, почему здесь может быть беспорядок. Единственное, о чем я молился, чтобы девушка, которая была здесь последней, не оставила чисто женских следов: нижнего белья или резинки для волос. Я даже не помню, была ли на ней эта резинка, не говоря уже о том, чтобы помнить имя.

— Витя? — оборачиваюсь на голос и смотрю на Мышку.

Она стоит на входе в гостиную в коротких трикотажных шортах и майке. Без лифчика. Сглатываю слюну, щедро собирающуюся во рту. Сонная. Мне кажется, я даже могу чувствовать пальцами мягкость ее кожи, потому что в моем мозгу выжжено это ощущение.

— Мышка, — выдыхаю. — Привет.

— Привет, — говорит она и подходит к дивану, со спинки которого стягивает свою шаль и заворачивается в нее, пряча от меня красоту. Но у меня все еще остается возможность любоваться ее красивыми ногами. — Что ты здесь делаешь?

— Я… — тру затылок и еще раз медленно выдыхаю. — Соскучился по тебе.

Развожу в сторону руки и криво улыбаюсь, словно сдаваясь на ее милость.

Ира смотрит на меня, слегка склонив голову в сторону. Во взгляде ни тепла, ни нежности, только подозрительность.

— Мышка, — делаю шаг вперед, но она выставляет ладонь, останавливая меня.

Я умираю в очередной раз. Хочется еще раз проораться, потому что во мне слишком много чувств и эмоций. Они просто не помещаются, черт подери!

— Витя, ты что-то хотел?

— Увидеть тебя. Поговорить, — добавляю быстро, когда она уже открывает рот, чтобы наверняка сказать что-нибудь в стиле “Увидел? Проваливай”.

— О чем?

— О нас.

Ира облизывает губы и плотнее кутается в шаль, как будто ее морозит. Отчего морозит? Заболела? Или?.. Не хочу даже думать об этом “или”, потому что я хорошо помню, что ее обычно знобит после оргазма. И я, мать вашу, не готов узнать, кто или что доставило ей это удовольствие!

Мышка молча проходит в кухонную зону, включает свет над островком и клацает кнопку на чайнике. Подставка загорается белым цветом, а Мышка тянется к шкафу за чашками и чаем. Она не предлагает мне напиток, просто молча готовит его. Я бы сейчас выпил чего-то горячительного, да покрепче. Но молчу, наблюдая за тем, как моя жена заваривает нам чай и ставит на стол, размещая между чашками сахарницу.

Обвожу глазами кухню. Фрукты в большой вазе, в маленькой хрустальной — любимое печенье моей жены, пустой винный бокал над раковиной в сушилке, полотенце, висящее на ручке духовки. Слишком обжитая кухня. Чересчур. Это свидетельство того, что моя жена приехала сюда не просто переночевать.

Сжимаю чашку двумя руками, наслаждаясь тем, как нагретый фарфор обжигает руки. Физический дискомфорт — слабая подмена моральному облегчению, но уже что-то.

— Ты хотел поговорить, — напоминает Ира, усаживаясь на барный стул напротив меня.

Нас разделяет кухонный островок. И, клянусь, он еще никогда не казался мне настолько огромным!

— Да, — выдыхаю, а потом поднимаю на жену взгляд. — Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Хочу наладить все между нами.

— Хочу, — хмыкает она. — Спроси меня, чего я хочу.

— Разве не того же самого?

— Витя, — со вздохом отвечает Ира, отставляя чашку в сторону, — я люблю тебя. — Мне уже нравится начало, но я пятой точкой чувствую, что за этим обязательно последует “но”. — Но проблема в том, что я не люблю себя.

— Я люблю тебя.

— Этого недостаточно, — качает она головой. — К тому же… — Ира тяжело сглатывает и молчит несколько секунд, как будто решается что-то сказать. Мне хочется зажать ладонями уши, чтобы не слышать, потому что я уверен, что мне не понравится то, что она готовится произнести. — Твоим словам о любви верить нельзя.

— Почему это? — давлюсь воздухом и прокашливаюсь.

— Может, ты вкладываешь в это понятие другой смысл, но в моем понимании любить — это дорожить человеком. Уважать его. Делать все, чтобы не ранить его чувства. Ты делаешь все наоборот.

— Я уважаю и дорожу, — произношу негромко, как будто и сам начинаю сомневаться в своих чувствах. Ира качает головой, подтверждая мои сомнения, а мне хочется схватить ее за руки и кричать о том, как мне больно.

— Ничего не получится, — говорит она негромко. — По крайней мере, не сейчас.

— Что не получится? — спрашиваю, нахмурившись. Дыхание сбивается, а внутри зароджается паника. — О чем ты говоришь?

— О нас.

— Мы уже получились, Ир, — хватаю ее за руки, но она медленно выскальзывает из моей хватки. Это пиздец! Внутри меня мечется загнанный зверь, которому страшно. Он готов убивать, но сначала — истерика.

— Нет, Витя. На том этапе, на котором мы находимся, ничего не получится.

— Мышка…

Она встает и обходит островок. Подходит вплотную, и я разворачиваюсь, чтобы смотреть на нее. Ира встает между моих ног и забрасывает руки мне на шею, чем сильно удивляет. Подается вперед и прижимается своими губами к моим. Даже не задумываясь, обнимаю ее за талию и прижимаю к себе. Наш поцелуй отчаянный, наполненный горечью и страхом. Я так крепко держу Мышку, боясь, что сейчас она сбежит, что я потеряю ее.

Ира сбрасывает со своих плеч палантин, а потом тянется к пуговицам на моей рубашке, а я отстраняюсь.

— Ир, ты чего? Прекрати.