Презумпция невиновности

— Надеюсь, план дополнительных оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий по делу разработан?

— Да. Вчера начальник отдела утвердил.

Я вытащил из сейфа папку с бумагами, протянул ее Неклюдову. Тот основательно уселся за стол, начал дотошно изучать мой план работы, делая в своем блокноте какие-то пометки. Через полчаса он вернул мне папку, заявил:

— Версий много, но все они носят поверхностный характер, требуют конкретизации. Если не возражаешь, я сегодня же займусь корректировкой плана.

— Сделай одолжение, буду весьма признателен.

Неклюдов покосился на меня, видать, проверяя, что я вложил в сказанное, но промолчал.

В кабинет заглянул дежурный по отделу:

— Извините, но тут принесли акт биологической экспертизы.

Старший лейтенант еще не успел договорить, как его папка оказалась в руках Неклюдова. Он торопливо раскрыл ее и буквально впился глазами в заключение эксперта, затем удовлетворенно потер руки и сказал мне:

— Вот тебе, Игорь Иванович, и финал: на одежде и обуви Черевача обнаружены следы крови, группа которой совпадает с группой крови Дивнеля!

— Но Черевач одежду и обувь мог запачкать кровью, когда зашел в дом убитого.

— А почему он вообще оказался в Соколове? Ведь при освобождении в колонии ему выписаны документы в Толочинский район.

— Приехал к знакомой женщине.

— А может быть, к Дивнелю? — Неклюдов снял очки, и его близорукие глаза беспомощно уставились на меня. — Как бы там ни было, а Черевача надо проверять и проверять!

— Проверять, конечно, надо, — согласился я. — Но это одна из версий. А мы все еще никак не можем нащупать мотив преступления. Вот что меня заботит в первую очередь. Пока работаем вслепую, словно с завязанными глазами. А время идет, и убийца на свободе!..

Неклюдов надел очки, вышел из-за стола и начал расхаживать по кабинету. Остановился против меня, спросил:

— Устал, Игорь?

— Есть немного, — признался я. — Последние дни мало спал.

— Знаешь что? — Неклюдов присел рядом со мной, и его тонкий, похожий на клюв ворона нос уставился мне куда-то в висок, а глаза за стеклами очков что-то искали на потолке. — Ступай домой, отдохни. Все равно ведь ничего срочного пока нет. А я тут посижу над планом работы. Лады?

Предупредив дежурного, что в отделе сегодня уже не появлюсь, я вышел на улицу — побродить, подышать свежим воздухом.

Только что отшумел короткий, но сильный дождь. Капало с деревьев, и солнце дробилось в лужицах стоявшей на асфальте воды, которую расплескивали колеса проносившихся по улице машин.

По тротуару неторопливо шли со смены рабочие хлебозавода. Парило. Я ослабил галстук, повесил на руку пиджак и смешался с потоком рабочего люда, чувствуя себя тут, однако, инородным телом. Эти люди добросовестно отстояли на своих рабочих местах смену, произвели энное количество материальных ценностей, которые сегодня же в виде хлебобулочных изделий для удовлетворения потребностей населения, в том числе и моих потребностей, поступят на прилавки магазинов. А что произвел я за свой рабочий день? Ровным счетом — ничего! И они, эти уставшие за смену люди, вправе спросить с меня за все мои промахи и упущения. Ведь я поставлен охранять от преступников созданные рабочими руками материальные ценности, а также жизнь, здоровье и достоинство людей. И выходит, плохо выполняю возложенные на меня обязанности...

Постукивая каблучками по тротуару, меня обогнали две девушки и нырнули в тенистую аллею парка. Его раскрашенная всеми цветами радуги арка, словно на смотринах, шагнула за пешеходную дорожку, на площадь. Я тоже свернул в парк.

На открытой веранде павильона «Лето» продавали бочковое пиво. Я пристроился в хвосте очереди. Буфетчица — маленькая, пухлая, как пышка, женщина — улыбнулась мне. Года два назад из буфета столовой, где она тогда работала, украли продукты и деньги. Следов вора не обнаружили. Появилась версия: кражу, чтобы скрыть недостачу, симулировала заведующая буфетом. В райпотребсоюзе, да и у нас в отделе, нашлись горячие головы, заставили заведующую буфетом погасить недостачу. А спустя месяц мы все-таки нашли вора, заодно восстановили и доброе имя буфетчицы. С тех пор к работникам уголовного розыска она питает особую симпатию.

Забирая с мокрого прилавка сдачу, я спросил:

— Соня, пива еще много?

— Уже кончается. А что?

— Поговорить надо.

Сзади напирала очередь. Кто-то нетерпеливо сказал:

— Давай, шевелись, милейшая! Шуры-муры потом разводить будешь. Время — деньги.

— Граждане, не становитесь! Пиво кончается, — сказала буфетчица.

Очередь, хвост которой уже загнулся за выступ веранды, недовольно загудела. Я забрал с прилавка бокал с пивом и начал осматриваться, где присесть.

— Эй, хлопец! — кто-то осторожно потянул меня за рукав. Я оглянулся. За столиком сидели двое мужчин пенсионного возраста.

— Садись к нам, есть местечко, — сказал один из них с седым ежиком на голове и, сдвинув в сторону пустые бокалы, толкнул своего напарника: — Подвинься чуток, Макарович!

Я присел к столику. Мужчина с ежиком пододвинул ко мне лежавшие на газете кусочки сухой воблы, кивнул: