Презумпция невиновности (СИ)

Проблема ещё заключалась в том, что девочки меня тоже не впечатляли до такой степени, чтобы честно признаться себе в каком-то трепетном чувстве к одной из них. Мать говорила, что я холодный как лягушка, и вообще никого не люблю. Возможно, в этом была вся загвоздка, я просто был бесчувственным или слишком требовательным. Но я действительно считал, что сначала нужно узнать человека, привыкнуть к нему, а потом уже влюбляться.

Я оказался один на один с неразрешимыми вопросами, я стал потихоньку замыкаться в себе, и Тоша это почувствовал, но понял по-своему. На самом деле это только в фильмах показывают, что герои сначала не понимают друг друга, как пара кретинов, а потом как всё расскажут, да как поймут! И тут тебе и сказке конец, а кто слушал, молодец. В жизни такое никогда не происходит. Люди что-то там себе думают, говорят совсем другое, а в конце концов получается тотальная белиберда, и ничего уже нельзя понять.

Вы знаете, за что я не люблю праздники? За то, что нужно быть весёлым несмотря ни на что. Ну а как иначе-то? Это же праздник! Все собираются, чтобы повеселиться, поесть, потанцевать. А я разве против? Напротив. Пляшите себе хоть до упаду, только меня не трогайте.

Но отказаться от праздничного огонька, посвящённого Новому году, оказалось невозможно. Мама принесла домашний торт в класс, Марина тоже пожаловала. Раскурили трубку мира, съели домашний торт, простили друг другу старые обиды, ну или по крайней мере сделали вид, что простили.

Мне не было весело, ни капли. Во-первых, я ненавижу попсовую музыку, все эти Белки-Стрелки, Апина-Овсиенко, про женское счастье и школьную пору. Это всё для девчонок, чтоб заранее подготовить их к семейной жизни за мужем, как за каменной стеной, фиг перепрыгнешь, если что. Во-вторых, девчонки как с ума все посходили, затискали, залапали всех, кого только можно, включая меня! А я-то свято верил в то, что им не интересен! Но это всё Машенька постаралась, решила с какого-то перепугу меня растормошить, а то, мол, в последнее время только и делаю, что хмурюсь. Ну ещё бы! Знала бы ты, Маруська, что со мной происходит, убежала бы от меня, сверкая пятками.

Тащила танцевать, травила какие-то пошлые анекдоты, в общем, обрабатывала по полной программе. Но где-то в глубине души я был ей благодарен. Я хоть не пялился на Тошу, зажигающего с Олей. Они сидели за одной партой и вроде как неплохо ладили.

- Вы с Тошкой поссорились? – спросила вдруг Маша, и я от неожиданности сбился с ритма, нечаянно наступив ей на ногу. Но она даже не пискнула.

- Нет, с чего ты взяла? – честно ответил я. У нас и впрямь всё было по-прежнему, исключая то, что я постоянно анализировал себя на предмет влечения к нему. И пока ответ был отрицательным.

- Просто… ты такой грустный, вот я и подумала, что это из-за него. Вы ж как два брата-акробата, друг без друга никуда.

- Наверное, - пожал я плечами.

Машка больше не стала расспрашивать меня ни о чём и танцевать больше не приглашала, к счастью.

Вечер медленно переставал быть томным. И все эти праздничные запахи вызывали зуд и тошноту. Я незаметно выскользнул в коридор и встал около открытого окна. Ледяной зимний воздух пронизывал насквозь. Отчего-то хотелось заболеть, чтобы посидеть дома, в тишине, никого не видеть, ни о чём не думать, кроме таблеток и микстур.

- Данька, может, свалим? Такая скукота.

Я слышал, как кто-то шёл по коридору, но не думал, что это будет Тоша. Его сейчас хотелось видеть меньше всех. Пусть тискается с девчонками, как-то так проще…

- Пошли, - тем не менее согласился я, не раздумывая ни секунды.

Мама, конечно, не пришла в восторг от того, что я сбегаю с праздника, но я что-то напридумывал про сестру Тошки, которую нужно забрать из садика, - наука старшего брата так просто не исчезает. И мы ушли.

Снег падал крупными влажными хлопьями. Мороз щипал щёки, но всё равно было не так уж и холодно. Мы шли молча вдоль озябшей берёзовой аллеи. Тошка первым слепил комок и кинул в меня. Я улыбнулся и в долгу не остался. Мы кидались снегом до тех пор, пока пальцы не окоченели. Носить перчатки я не любил. Потом мы стали просто пихаться, пытаясь уронить друг друга в сугроб. Я изловчился, и Тошка шмякнулся спиной в сугроб, я сел на него сверху, не позволяя подняться. Мы смеялись, как прежде, откровенно и беспечно. Свет фонаря отражался в больших бирюзовых Тошкиных глазах и я невольно залюбовался ими.

- Ты линзы носишь? – спросил я то, в чём почти был уверен, а теперь почему-то засомневался.

- Нет. Очки иногда, но только дома. А что? – Тошка напрягся, и стал пристально вглядываться в меня. Явно искал что-то подозрительное. Интересно, нашёл?

- У тебя необычный цвет глаз, - искренне ответил я и отполз в сторону, позволяя Тохе встать, но он продолжал лежать на снегу. – Первый раз такой вижу.

- Нравятся? – усмехнулся Тошка, поднимаясь и отряхиваясь.

Я вздрогнул и не нашёлся что ответить. Какой-то неправильный разговор у нас получался. Все эти взгляды, интонации, двойные транзакции, никак иначе.