Презумпция невиновности (СИ)

- Чё? Я не решил, - недружелюбно буркнул я, и хотел отвернуться, но Ванька крепко ухватил меня за локоть.

- Скажи Фадееву, что я хочу с ним поговорить, - зашипел Ваня так громко, что с первых парт стали оборачиваться и смотреть на нас. Любопытство не порок, а большое свинство, точно-точно. Ещё не хватало, чтоб химик на меня наорал, что я списываю у Шошина. Вот стыдоба-то!

- А самому что, трудно? – огрызнулся я, и с силой вырвал локоть из Ванькиной клешни.

- Он меня не послушает, а тебя послушает. Мне надо с ним поговорить о соревнованиях.

- Ладно, я скажу, - отмахнулся я, согласился, лишь бы Ванька отстал до того момента, когда химик проснётся и всё-таки заорёт на меня. А я терпеть не мог, когда на меня орут.

Тошка согласился поговорить с Ванькой. Ну это понятно, не в каменном веке всё-таки живём, да и моё влияние сделало своё дело. Тошкина ревность практически сошла на нет. Мы просто говорили о чём-то другом, и это было интереснее, чем переливать из пустого в порожнее то, какой Ванька придурок.

Они разговаривали всю перемену за углом школы, курили крепкие Ванькины сигареты. Я видел их из окна коридора, и заламывал пальцы. Любопытство съедало меня изнутри. И ещё какое-то нехорошее предчувствие. Помните, я говорил, что умею чувствовать приближение рубежа. Так вот, в те минуты, когда я ожидал Тошку, сидя на подоконнике и выворачивая шею, чтобы увидеть его, я чувствовал, что мне не понравится то, что я услышу, когда Тоха вернётся.

И оказался прав. Как всегда, чёрт бы побрал мою мнительность.

Знаете, я вообще часто разочаровываюсь. Даже не так, я часто очаровываюсь, слишком часто. А потом начинаю сомневаться, искать какие-то изъяны в предмете своего очарования, и, конечно же, их нахожу. Наверное, я ищу нечто идеальное, философский камень, пятый угол… то, что меня не разочарует несмотря ни на что, то, что победит меня, обыграет на голову. То, что я смогу полюбить глубоко и надолго. Я всегда хотел любить только достойные вещи. Тошка меня никогда не разочаровывал. И я думал, что это будет длиться вечно, просто потому, что мне так хочется.

- Ну что, помирились? – я нервничал, и Тошка это чувствовал, но успокаивать меня не спешил. Он вообще никогда не спешил.

- Так, поговорили, - отмахнулся Тошка.

- А что там про соревнования? Зовут нас обратно? Поняли, что без нас никуда? – мои глаза отчего-то слезились, поэтому я постоянно щурился.

- Да, что-то типа того, - улыбнулся Тошка и прислонился спиной к стене, обхватив плечи руками. – В среду играют с седьмой школой, а в команде не хватает одного человека. Ну вот Ванька и позвал меня сыграть.

Я почувствовал, как по моей спине потёк неожиданный холод. Что это? О чём он?

- И ты, конечно же, послал его куда подальше? – предположил я, и уже понял, что ответит мне Тоша. Мне стало страшно. Я хотел, чтобы сейчас, именно сейчас упал потолок, и я никогда бы не услышал:

- Нет, я согласился.

Команда выиграла. Тоша с Ванькой смогли найти компромисс и неплохо сыграли на пару. Я сидел на трибуне болельщиков и желал им победы, кричал так, что сорвал горло. Искренне желал, потому что всё ещё надеялся, что это только на один раз, а потом Тоша вспомнит свои слова о том, что все они могут идти куда подальше, и останется человеком, достойным уважения. Каждый должен отвечать за свои слова. Но Тошка остался в команде и на второй, и на третий раз. А я… я, оказывается, был не таким уж и ценным игроком, как сказал мне Ванька. У них сбитый коллектив, где каждый стоит на своём месте, поэтому что-то менять нет никакого смысла.

Да я и не настаивал. Во мне началась перестройка. Я стал замечать многие Тошкины недостатки и с ужасом понимал, что их у него очень много, слишком много, чтобы не замечать. Например, Тошка всегда списывал контрольные, а сам давал списывать только мне, потому что я как бы был его другом. А когда учителя заставали его за этим занятием, он краснел и упорно молчал. Всё его привычное шутливое настроение куда-то пряталось и пережидало худшие времена. В Тошке не было силы, да, этой самой, такой банальной, такой редкой штуки – силы воли, твёрдости характера…

Знаете, мне всегда было интересно, знают ли сволочи о том, что они сволочи или думают, что они такие же, как все остальные, просто имеют какое-то привилегированное право на то, чтобы быть сволочами?

Теперь я понимаю, что сволочи или знают о том, что они такие, и делают всё назло, мол, да, я такой, и так буду поступать, что у вас зубы сведёт от моего сволочизма! А если не знают, то чувствуют, где-то на уровне подсознания у них стоит маячок – «так поступать неправильно», но они всё равно поступают в силу этого самого отсутствия силы воли и маячок срабатывает, пищит, пилит мозг, раздражает… и нельзя его заткнуть. Поэтому у сволочей часто плохое настроение бывает.

Так вот... о чём я? А, о том, что лучшее средство защиты – это нападение. Все сволочи так думают.