Презумпция невиновности (СИ)

Тошка знал, что поступает неправильно. Я старался избегать тем о баскетболе, потому что мне было это неприятно. Согласитесь, что в этом приятного? Я до сих пор не могу понять, хорошо я играю или плохо. Тренер сказал, что плохо, Ванька – капитан команды, сказал, что плохо. Тошка… я был почти уверен в том, что Тошка думал, как они, но тактично молчал. Мы же неспроста так хорошо ладили, я понимал его без слов. И во мне родились сомнения, а может, и впрямь я не имею права претендовать на место в команде в силу того, что плохой игрок? И поэтому нечего дуться и обижаться на правду.

Но дело же не в игре, я думаю, вы понимаете. Игра – это только повод. Но вы даже представить себе не можете, что происходило дальше, и я никогда не смог бы. Первым стал отдаляться Тошка, потому что я каждый день своим присутствием напоминал ему о том, что он всё-таки поступил неправильно, вернувшись в команду, из которой я ушёл вслед за ним.

Мы стали всё больше молчать. А ведь до этого мы только и делали, что болтали.

Мне его не хватало. Но один я ничего не мог сделать. А потом ещё этот поцелуй… который послужил катализатором для дальнейших «фантастических» событий.

В нашем городе к гомосексуалистам относились отрицательно и никак иначе. Не было понятия «бисексуал», не было понятия «фансервис», не было тощих андрогинных мальчиков-эмо, которые могли спокойно целоваться друг с другом, и все бы говорили, что это они просто маются дурью и не значит, что будут кувыркаться в постели после этого. Ничего этого не было. Были скинхеды, мочившие всяких чуждых обществу элементов по подворотням, были ужасно пошлые Шура и Боря Моисеев, которые не вызывали у нормальных подростков с десятью рублями в кармане на булочку в столовой ничего кроме рвотного рефлекса и желания набить им морды, чтобы не смели позорить брутальное мужское сообщество. В моём окружении было самым подлым и самым жестоким оскорблением назвать парня педиком. Гомосексуалист - это не значило «он спит с парнем, или она спит с девушкой», не так всё просто. Это человек, обладающий всеми ведомыми и неведомыми недостатками, не такой как все. Это недочеловек, это зараза, это то, что нужно изгнать, уничтожить, то, на что можно выплеснуть всю свою агрессию. И ты будешь прав. Ты будешь смелым, сильным и достойным уважения.

Гомосексуалист – это клеймо.

В общем, вы понимаете, что это слово тогда, когда я учился в школе, значило много больше, нежели сейчас, когда я с вызовом называл себя таковым в разговоре с Ириной Петровной.

Всё началось как обычная забава. Кто не знает игру в бутылочку, тот не жил на свете. Тупее и сексуальнее игры придумать сложно. Это же сколько нужно преодолеть комплексов, чтобы поцеловать девчонку, на которую укажет горлышко! Это как потерять девственность. Девственность желаний.

Нас было семеро. Трое парней и четыре девчонки. Я, Ванька и Тоша. Из девчонок были Машка и три её подружки-хохотушки, в общем, довольно-таки приятные девчонки. Мне нравилась одна из них – Лиля. Она училась на класс младше. У неё были очаровательные грустные глаза и светлые локоны. Она смотрела на меня с интересом и какой-то тихой романтической грустью. В то время они в школе проходили «Евгения Онегина», и я ей его напоминал. Но вы не подумайте, я не сам догадался, я до сих пор с трудом могу догадаться о том, чего хочет женщина. Машка рассказала, ещё та сплетница.

Но дело не в Лиле. Мы до сих пор общаемся – она девушка Голого. Дело было в игре, которую затеяли Ванька и Тошка. Ваньке очень нравилась моя безбашенная сестрёнка, а Тошке тоже нравилась Лиля. И парни хотели целоваться. Первый раз возникла такая возможность, и необходимо было воспользоваться ею. Просто до чёртиков необходимо!

Девчонки смущались, мы были возбуждены. Я, честно признаюсь, был весьма неприятно возбуждён, чертовски боялся, что мне придётся целовать Лилю. Я думал, что умру от разрыва сердца, если горло бутылочки укажет на неё. А если ей не понравится? Если она больше не будет смотреть на меня, как на Евгения Онегина? В такие моменты я как-то интуитивно понимал тех, кто бросается под поезд из-за несчастной любви. Дело не в любви, дело в разочаровании того, кто для тебя является всем, всем миром. Конечно, Лиля не была всем моим миром, но я чувствовал, что она могла бы им стать. Если бы не было Тошки.

Но мне повезло, бутылочка указала на меня и Машку. Мы смотрели друг на друга и подмигивали и улыбались, нам было чертовски весело и спокойно. Машка меня не любила, я её не любил. Я лёгонько чмокнул её в щёку и она обрадованно взвизгнула, красноречиво поглядывая на Ваньку. Тот помрачнел и расценил наш братский поцелуй как издёвку. Я смутился и больше Машке не подмигивал.

Потом опять бутылочка указала на меня. Я даже расстроился. Пусть бы Ванька поцеловал Машку и успокоился уже! Заколебал сверлить мой профиль глазами.

Но мне повезло, как я наивно тогда подумал. Второй круг – и горлышко указало на Тошку.

Я громко рассмеялся и хлопнул себя по бёдрам. Ну надо же! Вот же идиотская игра!