Презумпция невиновности (СИ)

- Напиши на бумажке, - практически на языке жестов попросил я, поводив в воздухе воображаемой ручкой по воображаемому листу.

Тошка отвернулся к своему невоображаемому листу с контрольной, достал откуда-то маркер, вырвал листок из тетради и стал на нём что-то размашисто писать. Я усмехнулся, ну совсем стыд потерял, дружище. Поставят пару, даже и думать нечего.

Я дописал ответ элементарной задачи, которая спасёт меня от всех бед, и посмотрел на Тошкину спину. Он вывел, как я понял по его движению, восклицательный знак и, повернувшись всем корпусом, поднял бумажку. Показал её всему классу. Сердце моё совершило бешеный скачок, и я захлебнулся в страхе.

«Я никому не скажу, что ты педик!» было написано на Тошиной бумажке.

Я проснулся от удушья и сильной боли в груди.

На следующий день был унылый выходной. Меня бил озноб, и голова кружилась от происходящего в организме воспалительного процесса. Но я был рад внезапной простуде, так я чисто физически не мог думать, а очень хотелось. И плакать хотелось, но я не умел.

Что такое судьба? Кто-то сказал, что это то, что нам предначертано, тот путь, который мы обязаны пройти. И пусть иногда охота сигануть в кусты, идти всё равно необходимо. Вопрос только, куда? Ведь по теории вероятности путь не всегда приводит к цели, иногда он приводит в тупик. И что тогда? Поворачивать назад или рыть подкоп?

Я чувствовал, что на всех парах несусь в стену. Когда я лежал с температурой под сорок, я воочию видел эту стену, видел, как я разбиваюсь об неё, слышал, как надо мной смеются. Тошка тоже надо мной смеялся. Он никому не расскажет, что я педик… Не расскажет, что я педик… Я педик… Разве это мой путь?

Первый урок в понедельник я прогулял. Температура спала, но муть в голове осталась. С того дня она навсегда осталась со мной.

Всё было элементарно. Я подошёл к школе и не смог войти. Просто не смог открыть дверь и сделать шаг. Всё внутри меня взбунтовалось против этого шага, и я уступил своему предчувствию. Никогда прежде я не прогуливал уроки. Мне казалось, что это будет сложно, что за этим последует непременная расплата. Мамино железное воспитание никуда не заткнёшь.

Я мотался по улице полчаса в каких-то незнакомых дворах. Каждый попавшийся мне навстречу человек непременно знал о том, что я прогуливаю школу и осуждал, несмотря на мой явно чем-то озадаченный вид. Я иду по поручению класснухи, и нечего на меня пялиться!

Знаете, до того кошмара (можно даже придумать разновидность ужасов – бытовой сон) я никогда не верил в вещие сны и приметы, даже в класс на химию заходил с левой ноги, потому что это было прикольно, как и любая традиция. Такие вещи невольно увлекают за собой. Это же умереть можно от хохота – весь класс, как один, заходит в класс с левой ноги, потому что боится химика. Типа левая нога поможет. Но, как известно, против лома нет приёма. Так и нашему химику левая нога не помеха. Захочет и влепит два, хоть с левой ноги ты зашёл, хоть боком, хоть вприсядку.

Да, я в сны не верил, потому что слишком рациональный и всё всегда подвергаю сомнению, я уже рассказывал про очарование и разочарование вроде бы. Но в тот сон я не мог не поверить. Я был там.

И я знал, что мне сегодня не нужно идти в школу.

После первого урока, проветрившись и успокоившись, я почувствовал себя немного лучше, но тяжёлое предчувствие всё равно сжимало мои лёгкие и не давало глубоко вдохнуть. Я сидел пришибленный резко свалившейся на меня апатией, и ни на чём не мог сосредоточиться. Кажется, меня даже вызвали к доске, и Ванька громко издевался, за что получал по башке от Машки – в этот день они сидели вместе позади меня. Потом химик поставил нам одну пятёрку на троих. Мне очередной трояк из жалости, мол, «таким укуренным надо сочувствовать», а Ваньке с Машкой по колу за любовную прелюдию во время урока.

Если я не могу больше доверять Тошке, я должен ему об этом сказать. Непременно. После уроков мы вместе дежурили в кабинете физики, я решил - там всё и скажу. Я устал бояться, устал надеяться… я хотел вновь быть один, как раньше. Свободный, независимый, получится ли?

Тошка сидел на парте и болтал ногами по привычке. Он не любил убираться, и я всегда это делал за нас двоих, а он развлекал меня какими-то анекдотами. Анекдоты у него были смешные и жизненные. Но на этот раз анекдотов не было, Тошка хмуро смотрел в окно и молчал.

- Может, поможешь? – нервно бросил я, в очередной раз жмакая грязную тряпку в мутной от песка воде. Хорошо выжать тряпку не получилось, и я как есть шмякнул её на пол – всё равно мыть пол.

- Лень, - протянул Тошка и зевнул, широко открыв рот. – Я вчера полночи не спал.

- А что стряслось? – я возил тряпкой по полу, только размазывая грязь, а не убирая её. На самом деле мне было вовсе не интересно, почему Тошка не спал полночи. Просто нужно было спросить, и я спросил.

- С Ванькиными друзьями из одиннадцатого класса квасили.