Обе стороны подготовили записки насчет того, можно ли принимать доказательства об отпечатках пальцев. Кемп закончил нашу скоро после полуночи, когда Мольто еще и не начинал работать над документом: Нико сказал, что они пробыли в управлении до половины второго ночи. У всех участников процесса усталые, воспаленные от недосыпания глаза. Ларрен уходит к себе прочитать обе записки, затем возвращается выслушать устные доводы. Поначалу выступают только Нико и Сэнди, но оба так часто обращаются к своим помощникам, что вскоре ораторствуют все четверо. Ларрен иногда прерывает их вопросами и своими соображениями вслух.
Горячее, чем когда бы то ни было, Сэнди выдвигает один довод за другим. Может быть, в надежде на победу, может быть, старается прийти в себя после вчерашнего ледяного душа. Он снова и снова говорит, что это нонсенс – ссылаться на показания об отсутствующих вещественных доказательствах. Нико пространно рассуждает об ответственности за их сохранность, которая в первую очередь лежит на полиции. Независимо от того, будет найден стакан или нет, показания Грира, Липранцера и заведующего дактилоскопической лабораторией Дикермана совпадают: отпечатки пальцев на нем принадлежат мне.
Прениям нет конца. Настроение у меня то поднимается, то падает. Замечания Ларрена о порядках в полиции иногда внушают мне надежду, что доказательство будет отклонено. Обвинение, однако, настаивает, что ставить под сомнение его доводы из-за беспечности полиции – совершенно неправильно. Наконец выносится решение.
– Я склонен принять это доказательство, – говорит Ларрен, когда часовая стрелка приблизилась к двенадцати, и принимается обосновывать свое решение для протокола на тот случай, если дело дойдет до апелляционного суда. – Должен признать, что принимаю это решение не без колебаний, но мне очевидна чрезвычайная значимость этого доказательства для процесса. Я понимаю, что оно будет воспринято с изрядной долей скептицизма, поскольку нет возможности ознакомиться с предметом, представляющим собой улику. Отсутствие оного объясняется беспечностью полиции. Хочу заметить для протокола, что охрана хранилища оказывается не на высоте уж не в первый раз. Вероятно, это самый серьезный недостаток в работе полиции. Суть дела заключается в том, что обвиняющая сторона – я сейчас говорю не о мистере дель Ла-Гуарди и мистере Мольто, которые, как я понимаю, последними видели стакан, – не может знать, что происходит с вещественными доказательствами, которые находятся не у них. Не исключено, что я обманываюсь. Если дальнейший ход дела покажет, что я не прав, то обвинение по этому пункту снимается. Итак, несмотря на возражения защиты и собственные колебания, я принимаю данное доказательство. Вместе с тем я хочу самым серьезным образом предупредить присяжных, что делать сейчас далекоидущие выводы преждевременно. Я сформулирую предложение за кофе. Объявляется перерыв до двух часов дня.
Судья просит участников процесса задержаться на несколько минут: хочет выслушать предложения сторон относительно пожелания присяжным. Сэнди настроен философически. Он полагает, что мы выиграем. Я со своей стороны сообщаю, что Барбара, с которой я успел поговорить по телефону, недовольна решением Ларрена.
– Но я его понимаю, – добавляю я. – Бывают случаи, когда судья вынужден поступать так. Возможно. На месте Ларрена я принял бы такое же решение.
В туалете я опять встречаю Нико. Он только что вымыл руки и сейчас старательно укладывает перед зеркалом волосы.
– Ну как, Расти, будешь на следующей неделе давать показания?
Согласно Уголовному кодексу нашего штата, защита не обязана заранее информировать обвинение, кого она намерена вызвать в качестве свидетелей. Будет обвиняемый давать показания или не будет – это один из строжайших секретов защиты.
Завтра обвинение может отдохнуть, так как Ларрен собирается выслушать аргументы сторон относительно предстоящего вердикта. Процесс возобновится в понедельник. Если наши планы останутся неизвестными обвинению, оно будет готовиться и к продолжению допросов свидетелей, и к составлению выводов. Чаще всего приходится работать по обоим направлениям.
– Нико, Сэнди тебе скажет, как только мы определимся.
– Я поспорил на двадцатку, что ты выступишь с показаниями.
Нико играет на моих нервах – и играет умело, как в прежние времена.
– Может, ты и выиграешь пари. Сам будешь вести допрос?
– Придется, – вздыхает он. – Правда, Барбару не вызывали. Неудобно учинять допрос такой милой и образованной даме.
Нико явно прощупывает меня. Ему очень хочется знать, подтвердит ли она мое алиби.
– Не думал, что ты такой слабак, – говорю я. Мне надоел наш разговор, но Нико не отстает.
– Подожди, Расти, подожди. Мне действительно интересно… Знаешь, я иногда удивляюсь: как мужик, которого я хорошо знаю, мог сотворить такое?
– Нико, я тебе рассказывал, как было дело. Но ты не поверил.
– Ты что имеешь в виду?
Я отворачиваюсь. Нико дергает меня за рукав.