Презумпция виновности

— Везде, где бы я ни появлялась, — в музее ли, в частной коллекции или в мастерской художника, — мой рассказ о том, что я представляю картинную галерею Дома ученых Академгородка, имел воздействие почти магическое. Академгородок в те времена ассоциировался в памяти моих собеседников с выставками работ Павла Филонова, Роберта Фалька, Михаила Шемякина. Эти имена были запретными в советском официальном искусстве, поэтому человека, приехавшего из места, где были организованы их персональные выставки, принимали особенно приветливо. Несколько раз выставляли мы молодых "художников с Малой Грузинской", где с середины семидесятых годов концентрировалось неофициальное искусство. Академгородок всегда жил несколько обособленной жизнью. Здесь было немного посвободнее, легче обходить номенклатурные запреты. Художники стремились выставиться в новосибирском Академгородке, это было почетно.

— В Анаукс, — говорит вновь появившийся Ром громче обычного, — проводились социологические исследования, всевозможные диспуты, семинары и конференции на такие темы, о которых в других местах Державы рассуждать еще было невозможно.

— Друг мой Ром, — сказал, глянув на часы, Леафар. — Если я правильно тебя понимаю, то, поскольку из всех удовольствий анауксии более всего ценили удовольствия духовные и телесные, следовательно, их не волновали материальные блага?

— Наиученейший из мужей, посмею заметить, что этой своей репликой ты прав и не прав. И вот почему. Прав ты в том, что, приехав в Анаукс, анауксии на начальных этапах жизни, например, приобретали здесь порой значительно меньше материальных благ, чем они могли бы иметь, посвятив себя более прагматичным занятиям. Но они были одержимы идеей Анаукс и возможностью посвящать себя любимым занятиям в условиях свободы творчества, предоставляемых ею. Поэтому для них материальные блага отодвигались на одно из последних мест в шкале ценностей. И в этом ты прав. Но с другой стороны, многие из них имели семьи, о благополучии которых им нужно было заботиться. Потому они не могли не думать и о материальном вознаграждении своего труда. И вот тут мы переходим к самому интересному эксперименту — удивительной системе взаимодействия духовных и материальных стимулов жизни в Анаукс. Эти стимулы определяли удивительную атмосферу взаимной любви светлоголовых друг к другу и отсутствия зависти среди них.

— Ну, друг любезный, — сказал, весьма оживившись Леафар, — вот тут ты меня заинтриговал! Я не встречал ни одного места на нашей грешной Земле, где бы не было хоть кого-то, кто бы не страдал этим разъедающим душу пороком — завистью. Так что я уже никуда не потороплюсь, пока не дослушаю тебя до конца.

— Поверь, — говорит Ром, — своими этими словами ты лишь достоин самой высокой моей признательности, ибо никакую другую сторону жизни Анаукс мне бы не хотелось так обсудить с тобой, как эту. Так что я рад, что не должен просить прощения (что намеревался сейчас сделать) за то, что отнимаю у тебя драгоценное твое время.

— Я весь внимание, мой друг, — ответил Леафар, сосредоточенно обратив свой взгляд к собеседнику.

— Итак, о распределении материальных благ в Анаукс, — начал Ром. — Материальные блага среди анауксиев распределялись в соответствии с четко установленной иерархией их статуса. В принципе, структура этой иерархии в Анаукс не отличалась от других мест в Державе, где занимались науками. Но в Анаукс она имела принципиально иное значение, чем где-либо, ибо нигде не определяла в такой степени все основные стороны их жизни, как здесь.

— О мой друг, это мне крайне интересно знать, — осторожно перебил рассказчика Леафар. — Я давно хотел у тебя выведать, что означает реплика, которую мне как-то пришлось слышать на одном из симпозиумов по поводу проектов образования в другом регионе Державы подобной Анаукс республики.

— Скажи мне, любезный, что же это за реплика, — спросил Ром.

— Я бы не хотел обижать твои святые чувства к Анаукс, — сказал Леафар, — но все же, я думаю, что тебя более всего интересует истина. Так вот: на симпозиуме выступил представитель психологической службы какого-то известного центра и категорически не советовал распространять опыт Анаукс именно по социально-психологическим мотивам. И обосновал он это следующими аргументами. Он сказал, что в Анаукс все стороны жизни анауксиев настолько определены их статусом, что, например, младший анауксий, где бы он ни находился — и в лаборатории, и вне ее, то есть и в трудовой, и в бытовой сфере, − всегда остается "младшим анауксием" — от условий его труда до приобретения сапог. В то время как в других республиках и городах любой анауксий за пределами своей трудовой деятельности — обычный человек, как любая другая среднестатистическая персона, в возможностях решения проблем жилища, удовлетворения разного рода материальных и духовных потребностей и прочее.