Презумпция виновности

Когда часы пробили полночь, все дружно подняли бокалы, зажгли бенгальские огни и, встав у елки, запели "В лесу родилась елочка". За пельмени принялись к часу ночи. Однако из-за обилия закусок есть их уже никто не мог, и они стыли на столе, когда все ринулись танцевать под звуки радиолы. В три часа ночи решили пойти в центр города кататься с горок. Несмотря на мороз, вокруг центральной елки в центре города было огромное количество людей. Выросшая на юге, Инга никогда не могла себе представить такого веселья на улице в двадцатипятиградусный мороз. Хотя ее длинная юбка из шали, поверх которой было надето пальто, согревала, все же вскоре ей показалось, что коленки ее превратились в лед. Признаваться в этом было неудобно, поэтому, чтобы совсем не замерзнуть, она активно поддерживала любую физическую активность: танцы, катанье с горок. К четырем часам утра все решили вернуться к столу для встречи московского, одесского, ленинградского Нового года — по месту рождения тех гостей, кто не родился в Новосибирске.

Когда все пришли и сняли верхнюю одежду, Зина, не удержавшись, воскликнула:

— Инга, посмотри на себя, какая ты красивая!

Инга подумала, что Зина имеет в виду, что она где-то запачкалась, но когда глянула в зеркало, то сама оторопела, увидев, как ее украсило это веселье на морозе. Она никогда не видела столь красивого пунцового румянца на своих щеках, такой посвежевшей, словно умытой живой водой, и без того всегда светящейся, мраморно-белоснежной кожи и такого, как сейчас, особого цвета своих сине-серо-зеленых глаз. Она быстро отошла от зеркала, застеснявшись своей красоты, в которой ее как бы упрекал ревнивый взгляд Бориса, и, закрутив волосы в неаккуратный узел, подошла к столу, за которым уже все ее ждали.

После поднятых бокалов, проголодавшись на морозе, все принялись поглощать остывшие пельмени, заправляя их, как обычно, кто уксусом, кто сметаной. Затем, напившись чаю с тортом, разошлись по домам. Часы показывали шесть утра, когда Инга и Борис остались одни. Позабыв о празднике и примете, что, как встретишь Новый год, таким он и будет, Борис обрушился на Ингу с упреками.

— Я тебя предупреждал, что не прощу кокетства с моими друзьями.

— Но скажи мне, в чем выражалось мое кокетство? — спросила Инга в отчаянье от того, что ее самый любимый праздник, на который она потратила столько сил и выдумки, отравлен и вместо похвалы и благодарности со стороны мужа снова беспочвенные упреки.

— Ты сама знаешь, что я имею в виду, и нечего из себя корчить невинность.

— Я ничего не корчу. Я и есть невинна.

— Это ты-то невинна?! Это ты только со мной строишь из себя невинность! Только со мной. А с другими… Я, кажется, начинаю догадываться, почему ты до сих пор не забеременела, несмотря на то что мы не предохраняемся. Уже около четырех месяцев, как мы живем вместе, а ты все еще не забеременела…

— Ну, у всех все по-разному бывает, — сказала Инга подавленно, взятая за живое, ибо тоже не раз уже задумывалась над причиной того, почему она не забеременела. — Я думаю, что настанет и мое время… Наверное, это мой организм так реагирует на смену климата. У меня здесь вообще некоторые физиологические процессы претерпели изменения (она имела в виду нарушение менструального цикла и работу кишечника).

— Я вижу, что претерпели. Ты стала толстеть, как корова.

— Ну да, я поправилась на четыре килограмма, но придет лето, я вернусь в норму. Я и сама переживаю из-за этого. А что касается беременности, то я не знаю, чтобы у нас в семье кто-то был бездетен. Наоборот, наши женщины плодовиты и иногда даже вынуждены прибегать к абортам.

— Вот-вот, они-то тебя и научили, — съязвил Борис.

— Я не поняла, что ты имеешь в виду, — сказала Инга, чуть не рассмеявшись от абсурда, который Борис, как ей казалось, по неопытности несет.

— А то я имею в виду, — сказал Борис громко, — что ты не можешь иметь детей, потому что делала аборты раньше, еще до нашей женитьбы. Ты что думаешь, я не заметил, что у тебя даже крови не было. Значит, ты только строила из себя святую…