Презумпция вины

«Я плакала от боли, когда мать полоскать на речку посылала, а Зойка всё смеялась – ей нипочём». Откуда это? Какая ещё Зойка? Нина уронила на пол мокрый комок полотенца, выругалась вполголоса, чтоб муж не услышал, и вспомнила: Зойка – это сестра бабушки Лиды, юная подпольщица, расстрелянная во время войны. К чему она о ней вспомнила? Понятно, к чему. К скверу, к квартире, к Староуральску.

– Так ты поедешь? – крикнул из комнаты Дима.

– Поеду, куда деваться.

На упавшее полотенце налипла пыль, Нина скривилась и бросила его обратно в таз – перестирывать.

О том, что съела сухой бутерброд с кислым соусом и полоской вываренной курятины, Нина пожалела почти сразу. Голод этот «лёгкий ужин», как его называли отглаженные бортпроводницы, не утолил, только пить захотелось.

Погода в Староуральске, если верить страничке синоптиков, была хуже некуда. Ноябрь, метель – даже рифма не придумывается.

Самолёт кружил и кружил над городом, приноравливаясь и прицеливаясь, пассажиры ёрзали, бледнели, нервничали, кто-то молился вполголоса, а Нина думала только о том, как бы не блевануть.

«Вы как?» – соседка тронула её за локоть. Нина отмахнулась почти невежливо: от соседки тошнотно пахло приторными духами и – самую малость – алкоголем. Этот запах она чувствовала всегда.

Кружил самолёт.

Выли двигатели.

Кружило голову.

«Разбиться сейчас было бы странно, – некстати подумала Нина. – «Она погибла, пытаясь поступить в аспирантуру» – абсурд». Фыркнула, подбадривая, подстёгивая саму себя.

Соседка поглядела с опаской, видимо, подозревая, что Нина борется с тошнотой.

Чем тут поможешь?

«Вот будет позорище, если стошнит. Погибнуть, конечно, страшно, но всё же это как-то далеко, как будто и не бывает такого, а вот тошнота… Господи, ещё и уши заложило. Зачем, зачем я сюда лечу? Бабушки уже нет, Зойку я видеть не хочу, Ксюша… Разве что Ксюша. Сколько мы не виделись? Господи, я столько не была в Староуральске…»

Хлоп!

Самолёт плюхнулся на посадочную полосу.

Нину подбросило, но ремень не дал вылететь из кресла.

Жидко зааплодировали.

Сзади кого-то мучительно тошнило.

«Наш самолёт совершил посадку в аэропорту «Нижнее Бабино» города трудовой доблести Староуральск. Температура за бортом – 4 градуса. Благодарим за то, что выбрали…»

Ну, привет, Староуральск.

Давно не виделись.

Аэропорт «Нижнее Бабино» – необжитый, пахнущий резиной монстр из стекла и металла, недавно занявший место крошечного павильончика времён её юности – встретил неприветливо. Багажная лента никак не хотела запускаться, и Нина мысленно порадовалась, что запихнула все вещи в сумку для ручной клади. В туалете кто-то надымил электронной сигаретой, и в воздухе стояла вонь несвежего белья, плохо замаскированная «арбузной свежестью». Нину снова затошнило, и она поспешно натянула на нос шарфик. Он пах духами, любимым «Ночным жасмином» в тяжёлом чёрном флаконе.

Возле стойки утерянного багажа кто-то уже надрывался: «У меня там всё, понимаете, всё! Там вещи моего ребёнка!». Рыжеволосая девица сокрушалась по поводу вырванного колёсика дорожной сумки.

Шёл мокрый снег. Вереница машин ползла вдоль сияющего фасада аэропорта. Где-то там, среди них, чёрная «киа рио» А587БТ59, за рулём которой сидит усталый Самед, готовый отвезти её, куда душа пожелает. Желала, конечно, на Зои Чугуевой, 2, но пришлось вбить в поле «Куда?» адрес гостиницы «Урал». Когда-то в детстве она мечтала там пожить. Как там говорят, мечты сбываются, когда уже нахер не надо?

В баре гостиницы оказалось почти уютно: удобные стулья, негромкая музыка, приглушённый свет. Всё ещё хотелось вымыть голову, а потом лечь и вытянуться на чистом белье, но до двух часов дня всё это оставалось несбыточной мечтой. Официантка, сонно улыбаясь и чуть подворачивая каблук, принесла ей чашку американо.

– Что-нибудь ещё?

– Нет, спасибо.

Кофе, судя по запаху, сносный. Она поднесла чашку к лицу. Сквозь аромат арабики неожиданно пробились ячмень и цикорий бурого кофейного напитка, который пила по утрам бабушка Лида. Нина попыталась ухватиться за ускользающий край реальности – и не смогла. Её засосало.

Это случалось неожиданно – в кино, в метро, на кассе в «Пятёрочке». Хуже всего, если в суде, – пока пронырнёшь обратно в реальность, можно важное упустить.

Староуральск, 2017

Кажется, кафе называлось «Дарья». Строго говоря, не кафе даже, а круглосуточная забегаловка-шаурмячная на транспортной развязке, пропахшая хлоркой и прогорклым жиром, рай для всякого сброда. Место предложила Ксения: она по привычке всего дичилась и стеснялась, особенно кафе и магазинов одежды. Нина к тому времени уже девять лет не жила в Староуральске и совсем от него отвыкла. Им было одинаково неуютно, и это сближало похлеще семейных уз.

Нина приехала в «Дарью» с ночного рейса, заняла столик подальше от шумной компании таксистов и бессмысленно уставилась в окно. Ореолы фонарей, рыжие, воспалённые, расплывались по черноте. Набухшее небо всё равно висело выше, чем в Питере. Снег лежал на оконных отливах, как вата между рам в бабушкиной квартире.

Бабушка. Бабушка. Бабушка.