При блеске дня

— Ах он черт! — взревел Экворт. — Хочешь сказать, Никси укатил в Лондон с нашими образцами, не отпросившись у меня или мистера Элингтона? Кто велел ему ехать в Лондон? Кто разрешил взять образцы?

Крокстон пожал плечами и пощупал свои усы.

— Видимо, начальство распорядилось. В конце концов он ведь их представитель, так?

— Первый раз слышу, — тихо ответил Экворт, сверля Крокстона злым взглядом. — А вот ты, как я вижу, давно в курсе. Пройди-ка сюда, Крокстон, и закрой за собой дверь. Потолкуем.

— Я занят…

— Закрывай чертову дверь! — рявкнул Экворт.

Крокстон повиновался, закрыл дверь и с опаской замер возле нее.

— Давай потолкуем, — тихо продолжал Экворт. — Мы с тобой никогда особо не ладили, и вины в этом не меньше моей, чем твоей. Но все же ты должен быть на стороне мистера Элингтона, на стороне нашего филиала. А мы что видим? Ты с первого дня стал якшаться с Никси, небось наболтал ему всякого. Я твою породу знаю: своей головы на плечах у тебя нет. Когда Никси тут объявился, ты подумал: «Ага, малый смекалистый, да к тому же из Лондона — надо с ним дружить». Ну так вот, ум у Никси и впрямь острый, этого не отнять — такой острый, что обрезаться недолго. Ты должен понимать: такие ребята приезжают не для того, чтоб учиться торговле. Торговля для слабаков и простаков, думают они. Когда я уйду, а мистера Элингтона выживут, дело достанется вам с Никси. И я не удивлюсь, если однажды утром ты придешь в контору, а твой дружок на пару с дядей уже все продал. Когда это случится, не проси у меня работы, потому что я и тридцати шиллингов в неделю тебе не дам…

— Пропади ты пропадом со своей работой, Экворт… — начал Крокстон, побелев от гнева. Его нос и усы дрожали.

— Я закончил, Крокстон, — резко оборвал его Экворт. — Больше мне сказать нечего. Впрочем, нет, тебе будет приятно знать, что ты приложил руку к развалу одной из лучших торговых фирм Браддерсфорда. И добра с этого не выйдет ни тебе, ни другим. Ну, все, за работу.

После ухода Крокстона Экворт с силой выдохнул в пустую трубку, оперся на стойку и погрузился в мрачные мысли.

— Мистер Элингтон ведь еще не пришел? — наконец спросил он. — Кажется, он собирался с утра заехать на чесальную фабрику Уэбли?

Я кивнул и рискнул задать вопрос:

— Это правда… ну, что вы сказали Крокстону про планы Никси?

— Так, малой, — с подчеркнутым браддерсфордским выговором буркнул он, — это не для твоих ушей было сказано. Ты здесь вообще ни при чем, мелкая сошка, хоть и пишешь для «Ивнинг пресс» и воображаешь о себе всякое, понятно?

— Понятно, мистер Экворт, — ответил я. — Я и не думал вмешиваться. Но ведь я тоже здесь работаю, конечно, мне хочется знать, что происходит.

— Твоя правда, малый, твоя правда. И я сам помог тебе получить эту работу, потому что знал твою матушку. — Минуту-другую он молчал. — Я дам тебе совет, Грегори, а ты слушай и мотай на ус. Когда ты чуешь, что дело неладно, сразу же начинай противиться этому что есть мочи. Не сдавайся, потому что иначе тебя будут теснить и теснить к краю, покуда не поймешь, что бороться уже поздно. А потом еще один крохотный толчок — и ты уже летишь с обрыва.

(В будущем, когда я оказался на войне, а потом устроился в газету и на киностудию, я часто вспоминал слова Джо Экворта. На моих глазах достойных, но слабых людей сталкивали с обрыва лишь потому, что они поздно начали сопротивляться. Многие считали меня слишком вспыльчивым и агрессивным — возможно, они были правы. Но я лишь следовал мудрым наставлениям Джо Экворта. Двадцать лет спустя фашисты показали всему миру пример такой наступательной тактики, и растерянное движение жертвы к краю пропасти мы назвали «политикой умиротворения».)

Я понял, что Экворт имеет в виду мистера Элингтона, который должен был сразу же высказать свою точку зрения лондонскому начальству, когда они еще только собирались прислать сюда Никси. Я промолчал. Мы стали подбирать новые образцы для Гетеборга и Бреслау, и за работой Экворт разговорился.

— Вот что я тебе еще скажу, малой. Когда человек хочет обучиться ремеслу, вреда от него не будет. Потому-то я и не люблю эдаких умников: они не выучиться хотят, а как можно быстрее нажиться. Их стало очень много, а скоро станет еще больше. Это новая лондонская манера: ты ни черта не смыслишь в торговле, ни черта не знаешь о шерсти, но зато увидел возможность быстро подзаработать. Поэтому сегодня будет шерсть, а завтра еще что-нибудь. Вот увидишь, этот Никси и его дядя Бакнер после шерсти займутся пилюлями для печени, потом хлопком, потом автомобилями… На само дело им плевать, главное — нажива. Ты ведь слыхал наши споры с Ноттом о социализме… так вот, когда речь заходит об этой новой породе, которые знай только деньги считают, я на его стороне. Если человек всерьез берется за дело — будь то шерсть, хлопок, сталь, лес или что угодно, — он уважает свой труд и заботится о клиентах. Этим же умникам плевать на клиентов, они сегодня здесь, а завтра там, и уважают они только одно: деньги. Говорю тебе, малый, добра от них не будет не им самим, ни остальным. Попомни мои слова.