При блеске дня

— Да-да, я их жду. Мы с Доусоном как раз болтали про ту браддерсфордскую контору. О, вот и Линсинг! Чем займешься, дорогая?

Она устроилась в кресле поудобнее.

— Останусь тут и побеседую с мистером Доусоном — расскажу, что ты из всего этого извлек. А потом лягу спать… тебя ждать не буду, очень устала.

Малькольм удалился.

— Выпьете со мной? — предложил я, звоня в колокольчик.

Она согласилась и приняла у меня сигарету. Пока официантка не принесла напитки, мы молчали. Музыканты играли тихую музыку, и в нашем углу вестибюля было безлюдно. Элеонора, уставшая и заскучавшая, наконец смогла расслабиться. Между нами вдруг установилась атмосфера неожиданной близости.

— Почему вы задали Малькольму этот вопрос? — с легкой улыбкой спросила она.

— Потому что хотел знать ответ. Мы разговаривали о Браддерсфорде, и я прекрасно помню свои тогдашние чувства… Особенно хорошо мне запомнился один вечер, который мы провели вместе. Мне показалось, что ваш муж ни от чего не получает истинного удовольствия, ничем не может увлечься. Да, он добился успеха, но я по-прежнему гадаю, извлек ли он из всего этого хоть что-нибудь…

— Ну, вряд ли мне стоит отвечать за него, — с той же едва заметной улыбкой произнесла Элеонора. — Но вам, возможно, будет интересно узнать, что родители Малькольма были люди небогатые. Его взял под крыло богатый дядюшка, которого я ненавидела, и он меня недолюбливал. Даже после смерти дяди Малькольм пытался ему угождать. Кроме этого, пожалуй, с Малькольмом в самом деле ничего не случилось. — Она помолчала, затем пристально взглянула на меня. — Вы часто думаете о Браддерсфорде, не так ли?

— Да. Как вы узнали?

— Ну, во-первых, я заметила, как вы на меня смотрели… Вопросительно, задумчиво, словно спрашивая себя: «Неужели это та самая женщина?»

— В самом деле. Не думал, что вы заметите.

— О, я такие вещи замечаю. Я не Малькольм, знаете ли. И к тому же ваша подруга, мисс Эрл, сказала мне, что вы стали часто предаваться воспоминаниям о далеком прошлом. Это было вчера вечером, за покером. Примчался какой-то странный американец, сыграл с нами в покер и исчез.

— Это голливудский агент, — пояснил я. — Они все такие. Значит, Элизабет вам все рассказала?..

— Да, и спросила, каким вы были в молодости. Я ответила: умным и дерзким мальчиком, считавшим нас с Малькольмом зловещими незваными гостями. Как и та девица, что набросилась на нас у Элингтонов… помните?

Я уставился на Элеонору. Она спокойно и довольно улыбалась. Хорошо бы встряхнуть ее разок-другой, подумал я.

— Да, я прекрасно помню тот вечер. Ваш муж тоже. Я ему уже сказал, что считаю слова Бриджит справедливыми. В 1919-м я встретился с Джоан, старшей из сестер Элингтон, которая была вместе с Евой на утесе Пикли-Скар. Она призналась, что Ева не сорвалась, а сама бросилась вниз.

Элеонора перестала улыбаться.

— И вы ей поверили?

— Джоан вела себя очень странно, едва ли не истерику закатила, когда рассказывала об этом. Но я не представляю, зачем бы ей понадобилось лгать. Очевидно, она много думала о том происшествии. Жилось ей не очень хорошо, брата убили на войне, Джока Барнистона тоже — человека, в которого она была влюблена. Отец умер. С того рокового дня на Пикли-Скар жизнь всей семьи пошла прахом.

— А до нашего с Малькольмом приезда они были счастливы, так?

— Думаю, да, — уверенно ответил я, выдержав ее пытливый взгляд. — По крайней мере мне так казалось. Я был с ними счастлив, это точно. С тех пор я ни к одной семье не испытывал подобных чувств.

— А я вообще не испытывала никаких чувств к семьям, — резко ответила Элеонора. — То, что случилось с Элингтонами, потом произошло с миллионами семей по всей Европе. Они не единственные пострадавшие. А вы не единственный человек с хорошей памятью.

Я вопросительно посмотрел на нее, но решил ничего не говорить. Трио на сцене играло вальс Вальдтейфеля, и получалось у них очень грубо. В противоположном углу вестибюля громко загоготал бриджист. В нашем углу по-прежнему никого не было: самое место и время для откровенного признания. Поэтому я молча ждал.