Тут началось. Все их приблизительные подсчеты никуда не годились; мне пришлось с пеной у рта доказывать этим воинственным юнцам, что за такие деньги невозможно снять достойное кино с известными актерами, даже при условии разумной экономии на методах производства. Однако я услышал и несколько блестящих идей, которые никогда не приходили мне в голову.
Пока мы обменивались мыслями, миссис Чайлдс и еще две девушки принесли пиво, кофе и кексы.
Хинчклиф отвел меня в сторону:
— Скоро все разойдутся. Вы не могли бы задержаться? Хочу кое о чем с вами поговорить. И миссис Чайлдс тоже.
Я согласился, но добавил, что вечеринка — а собрание превратилось в вечеринку, — вроде бы еще не подходит к концу. Он подмигнул и сказал, что они с миссис Чайлдс знают свое дело и все устроят. Примерно через пятнадцать минут (которые я проболтал с девицами на подлокотниках, испанским цыганом и рыбаком Тедом) два распылителя принялись за работу — добродушно, но эффективно. В считанные минуты от гостей не осталось и следа: я уже открывал окна, чтобы проветрить гостиную, а Хинчклиф и хозяйка понесли чашки и кружки на кухню. Пока их не было, я успел осмотреть комнату: над невысокими книжными стеллажами висели недурные акварели, и в целом мне здесь понравилось. Первым делом, решил я, надо составить представление о хозяйке дома, которая по-прежнему оставалась для меня загадочной фигурой — притом что загадочной женщиной ее никак нельзя было назвать. Мы сели возле камина и погрузились в атмосферу уюта и душевной близости, которая всегда воцаряется в доме после ухода основной массы гостей.
— Утром я слышал, что вы отвергли весьма выгодное предложение из Голливуда, — обратился ко мне Хинчклиф.
— Верно.
— Элизабет Эрл останется в Англии после съемок этого фильма?
Я приподнял брови:
— Понятия не имею! Маловероятно. Ее связывают контрактные обязательства, и Брент выпросил ее только на один фильм. А что?
— Просто спросил. — Он не переглянулся с миссис Чайлдс. — Вы планируете и дальше работать на Брента?
— Не планирую. Он этого хочет, но я пока ничего не сказал ему о своих планах.
— Послушайте… надеюсь, мой вопрос не покажется вам неуместным… но что вы собираетесь делать?
— Ваш вопрос вполне уместен. К сожалению, ответа на него я не знаю. Я только знаю, чего не хочу делать.
— На то есть какая-то особая причина? — тихо спросила миссис Чайлдс из глубин своего кресла.
— Вряд ли, — протянул я. — Разве что я слишком долго варился в этом котле, все надоело. Я уезжал на море, очень много работал и думал о себе.
— Продолжайте, — сказала она Хинчклифу, который взглянул на часы, подскочил и навис надо мной.
— Почему бы вам не поработать с нами? — с жаром предложил он. — Вы бы внесли неоценимый вклад! У вас такой огромный опыт! Давайте снимать настоящее кино. Конечно, больших денег мы вам предложить не сможем…
— О деньгах не беспокойтесь, — перебил его я. — Гонорары только душу травят: все равно после выплаты налогов почти ничего не остается. Да и содержать мне некого. Поэтому не переживайте насчет денег. Что вы можете предложить, кроме них?
— Вы войдете в правление, — ответила миссис Чайлдс.
— Будете писать, учить молодых сценаристов, продюсировать, искать режиссеров, звезд — словом, делать что угодно и как угодно! Никто вам слова поперек не скажет! — вскричал Хинчклиф. — Мне уже пора, я живу в Хэрроу и обещал не задерживаться. Поговорите с ним, миссис Чайлдс, нипочем его не отпускайте! Ну, я пошел.
Мы услышали, как хлопнули две двери, и в наступившей тишине обменялись неуверенными улыбками.
— Вы устали, — сказал я, привставая и давая понять, что тоже готов уйти.
— Я устала от толпы, — ответила она. — Сегодня три собрания провела. Но спать мне пока не хочется, если вы об этом, мне еще рано. Вы не пили ни кофе, ни пива, так ведь? Я тоже. Может, чаю? Виски у меня нет. Чаю? Хорошо, пойду поставлю чайник.
Пока она хлопотала на кухне, я начал лихорадочно думать, что ей сказать. В голове у меня была каша, но я снова почувствовал себя живым — даже очень живым.
Вскоре миссис Чайлдс вернулась с чайным подносом, и я наконец смог как следует ее рассмотреть. Ее никак нельзя было назвать хорошенькой, но, полагаю, многие близкие знакомые считали ее красивой. Красота миссис Чайлдс была совсем не такая, как у Элизабет — создания из дивного сна с золотой маской вместо лица, — нет, то была красота сильного человека с глубокими мыслями и жизненным опытом. Секунду-другую она тоже смотрела на меня, и в ее темно-янтарных глазах блестел вызов, как будто она говорила: «Что ж, вот она я. Думайте что хотите». Затем миссис Чайлдс погасила верхний свет, и мы остались в уютном полумраке торшера.
— Лорд Харндин, — начала она, передавая мне чашку чая, — сказал, что наверняка встретит вас на какой-то грандиозной коктейльной вечеринке в «Клэриджес». Хинчклиф тоже говорил, что вы там будете. Интересно, что вы подумали про наше шумное сборище после такого мероприятия?