При дворе двух императоров (Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)

Мы выехали в Москву. Из Царского отправились в семь часов и были в восемь в Колпине, откуда отходил поезд. Кроме императора и императрицы в путешествии участвовали их четыре сына, великий князь Константин Николаевич с супругой, великая княгиня Мария Николаевна, великая княгиня Екатерина Михайловна и ее муж[95], два молодых великих князя и принц Ольденбургский. Из дам свиты были только кн. Салтыкова, кнж. Долгорукая, Натали Бартенева и я. Из кавалеров свиты: графы Адлерберг, Шувалов, князь Барятинский, Олсуфьев. День был пасмурный, холодный, и однообразие путешествия ничем не нарушалось. Мы летели как стрела, пожирая голое и печальное пространство, отделяющее Москву от Петербурга; болото, желтоватая почва, покрытая мхом, низкие деревья, увядающие от преждевременных ранних холодных ветров, дождливое серое небо, на некотором расстоянии друг от друга домики сторожей, однообразные красные кирпичные станционные здания — ничего радующего взор или воображение. Мои спутницы были мрачны: у кн. Салтыковой была мигрень, Александра спала, Натали произносила короткие фразы, почерпнутые из «Dictionnaire de conversation»[96]. Я решила превратить себя в состояние вещи. Я не знаю большего наслаждения, чем это состояние оцепенения, когда погружаешься в растительную жизнь и отказываешься от высшего в человеке — от мысли. В таком приятном состоянии я доехала до Москвы.

На станциях, особенно ближайших к Москве, толпилась масса народа, ожидавшего проезда государя и выражавшего свой восторг бесконечными криками «ура». Останавливались только в Твери для обеда. Для встречи государя явился тверской губернатор Бакунин с женой; они были приглашены к императорскому столу. В 11 часов мы приехали в Москву. Дождь прекратился, было очень темно, но несколько звезд сияло сквозь облака. Вдруг на темном горизонте я увидела как бы ореол света. Это была Москва, издали приветствовавшая государя иллюминацией. Я испытала минуту глубокой радости, узнав в полосе света свою дорогую Москву. На вокзале была большая суматоха, пока каждый добрался до своей кареты. Улицы Москвы до самого Кремля сияли огненными колесами, цветами и арабесками, среди которых всюду выделялись переплетенные монограммы М и А. Уже со станции можно было слышать, как кричала «ура» толпа в Кремле. Императрица говорила мне, что стечение народа было огромное и при каждом шаге лошадей она боялась, чтобы кто-нибудь не был раздавлен. Она нам рассказывала, что, когда остановилась коляска, она видела, как какой-то человек бросился на кожаный фартук и поцеловал его. Император и императрица сперва остановились у Иверской часовни, потом заехали в Чудов монастырь приложиться к мощам святителя Алексия. Оттуда они поехали в Большой дворец, который они занимают в первый раз. То была воля покойного императора, чтобы они при своем восшествии на престол остановились в нем. Что касается меня, я совсем не видела их въезда. Толпа на улицах была так велика, что Натали Бартенева и я с трудом доехали до Иверской, где мы вышли, чтобы приложиться к иконе. Оттуда мы отправились в свои комнаты, но нам пришлось долго ждать, пока приехали наши девушки и наши вещи. Всю ночь продолжался невообразимый шум, без перерыва ездили кареты, взад и вперед носили вещи, так что, несмотря на всю мою усталость, я заснула только к четырем часам утра…

2 сентября я пошла к обедне в Чудов монастырь. Я заказала молебен о здравии императора и императрицы… Потом я отправилась к императрице с просвиркой, вынутой о ее здравии… Она мне сказала, что чувствует себя печальной, несмотря на удовольствие, которое всегда испытывает, находясь в Москве. Виктор Барятинский только что вернулся с печальными подробностями об эвакуации Севастополя. Все бастионы были взорваны, а дома подожжены, прежде чем город был оставлен. Сегодня получено известие о смерти молодого Мейендорфа; это страшный удар для его бедной матери, которая за последние месяцы совершенно сходила с ума от беспокойства. Казаков тоже убит.