Читаем При дворе двух императоров (Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II) полностью

В час состоялся большой выход в соборы. Государь и государыня, за ними великие князья и великие княгини, сопровождаемые статс-дамами и фрейлинами, спустились с Красного крыльца и пошли в соборы приложиться к мощам. От одной церкви до другой были построены подмостки из досок; все остальное пространство площади было запружено такой густой толпой, что негде было упасть булавке. Как только появился государь, затрезвонили во все колокола и из толпы поднялось могучее «Ура!». Но когда государь дошел до Успенского собора, звон остановился и народ замолк. Митрополит Филарет с крестом встретил государя у входа в собор и обратился к нему со словом. После того, как государь и его семья приложились ко кресту, они вошли в собор, где был отслужен торжественный молебен. Государь, государыня и вся царская семья приложились к иконе Владимирской божьей матери, затем к мощам. Собор представлял поразительное зрелище: он только что подновлен, но это все та же старинная живопись на золотом фоне, покрывающем все его стены. Оттуда направились в Архангельский собор поклониться мощам св. Дмитрия и св. Михаила, затем в Благовещенский, где был отслужен второй молебен. На обратном пути поднялись опять на Красное крыльцо.

Отсюда государь и государыня, обратясь к народу, поклонились ему. Это была поразительная минута. Я не могу выразить, до какой степени величественна была вся эта церемония…

3 сентября

Я начала день с того, что пошла к обедне в одну из многочисленных кремлевских церквей. Каждая из них — маленький археологический перл, все они полны старых икон и исторических воспоминаний, относящихся к тому времени, когда русский царь жил в Кремле. Императрица поручила мне описать для m-lle де Грансе приезд императорской четы в Кремль, и это письмо заняло у меня все утро до часа, когда мне пришлось отправиться в русском костюме и в шлейфе в Екатерининский зал, где императрица принимала, во-первых, всех московских дам, а затем мужчин, представлявшихся государю. В Москве все мелкое дворянство, до шестого класса, допускается к целованию руки, так что получается самое пестрое в мире собрание, в котором можно видеть самые разнородные лица и туалеты. Я стояла за императрицей вместе с другими дамами свиты, и нам иногда было очень трудно удержаться от смеха при виде этих странных фигур, в длинном череду проходивших перед нами в течение двух с половиной часов. Но императрица была прелестна: с царственной приветливостью и любезностью она обращалась с милостивым и всегда уместным словом почти к каждому. Окончив прием дворянства, государь и государыня принимали в Георгиевском зале купеческое общество, которое поднесло им хлеб-соль.

После этой церемонии, очень утомительной, так как пришлось выстоять на ногах целых три часа в наших тяжелых придворных доспехах, я поехала обедать к своей тетке Сушковой. Мой отец только что приехал из деревни, ничего еще не подозревая о падении Севастополя. Зная его страстные патриотические чувства, я очень опасалась первого взрыва его горя, и для меня было большим облегчением увидеть его нераздраженным; из его глаз только тихо катились крупные слезы; он был глубоко тронут, когда я ему рассказала, как на второй день после получения страшного известия о постигшем нас ударе государь и государыня захотели показаться народу, чтобы поднять в нем бодрость духа. Я рассказала ему, как императрица, совершенно больная, настояла на том, чтобы принять участие в торжестве в придворном костюме, и как она говорила мне: «Один бог знает, как тяжело мне на душе и что мне стоило хранить покойный вид». Долгорукий и Ливен рассказали, что они были у государя в ту минуту, когда ему передали роковое известие о сдаче Севастополя. Читая его, он стал бледен как смерть. «Случилось величайшее несчастье», — сказал он сдавленным голосом; он долго сидел, закрыв лицо руками, затем с усилием сказал: «Не надо роптать, не надо унывать, надо уповать на бога…» Сообщая о нашем несчастье своей матери, он ей сказал: «Maman, как милостив был господь, призвав к себе отца и избавив его от огромного горя, которое на нас обрушивается: Севастополь пал».

Все эти подробности я рассказала отцу. Он был ими очень тронут, и это его немного успокоило.

Вдовствующая императрица и великая княгиня Елена Павловна приехали 3-го, и в тот же вечер великие князья Константин и Николай уехали в Николаев, чтобы организовать защиту этого последнего пункта на берегу Черного моря, который остается еще для русского флота.

О Екатерина II, если бы ты могла видеть, что сделали с твоим славным наследием!

4 сентября

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии