При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Тем временем Евреинов подъезжал к лавре. Множеством внутренних дворов и сводчатых коридоров лавра походила скорее на крепость или на резиденцию какого-нибудь правителя, чем на скромное обиталище монашествующей братии. Казалось, что жизнь вымерла за толстыми стенами, запертыми воротами и небольшими оконцами калиток с железными решётками. Посторонний зритель никак не мог рассмотреть, что делается внутри, но обитатели монастыря, очевидно, обладали более острым зрением, так как, едва Евреинов прикоснулся к звонку, висевшему у ворот, последние со скрипом распахнулись и показался монах-привратник, любезно приветствовавший гостя. Богатый и щедрый Евреинов всегда был желанным гостем монастыря.

   — Я приехал к высокочтимому отцу Филарету за благословением и советом, — проговорил Михаил Петрович, — причём захватил с собой маленький вклад в монастырь. Вот примите, батюшка, моё приношение для нужд монастыря. Помяните в своих святых молитвах имя недостойного раба Михаила.

С последними словами Евреинов достал из кармана своего камзола довольно значительный мешочек, наполненный золотыми монетами.

Отец-привратник невольно выразил на своём лице удовольствие, почувствовав тяжесть золота, и ответил спокойно, с сознанием достоинства:

   — Всякая жертва, принесённая от чистого сердца во славу Божию, доставляет жертвователю счастье и благословение Господа Бога. Наша священная обязанность горячо молиться за тех, кто от своих щедрот уделяет часть неимущей братии. Господь Бог, по Своей неизречённой благости, сторицей вознаграждает за всякий дар.

   — Да пошлёт Господь моему дому мир и спокойствие, — сказал Евреинов, — это выше всех земных благ. Да поможет Бог высокочтимому отцу Филарету просветить меня мудрым советом и тем избавить от забот и тревог, беспокоящих меня и мою семью.

   — Аминь! — воскликнул монах. — Отец Филарет находится сейчас в своей келье; он занят благочестивыми размышлениями, надеясь поделиться ими потом с братией, в назидание нам всем. Но я убеждён, что он с радостью примет и подаст совет такому верному сыну святой Церкви, как вы. Я прикажу проводить вас к нему.

Привратник подозвал проходившего по двору монаха и отдал ему приказ проводить к отцу Филарету приезжего; последний, взяв из саней объёмистую корзину с провизией, отправился вслед за провожатым.

Широкая каменная лестница примыкала к длинному сводчатому коридору, устланному половиками. Солнечные лучи, преломляясь, отражались в стёклах окон. Тонкий запах ладана наполнял коридор и галерею, в которых царила торжественная тишина. Только шаги проходивших глухо раздавались под высокими сводами потолка. Вдоль стен стояли скамейки, на которых сидели почтенные монахи с длинными бородами и волосами, спускавшимися до плеч. Некоторые из них читали требники. Все эти монахи были приближённые отца Филарета; Евреинов к некоторым из них подошёл под благословение.

Монах, провожавший Евреинова, наконец остановился у двери, на которой красовался ярко вычищенный медный крест; слегка постучав, монах открыл дверь и впустил гостя.

Келья, в которой жил отец Филарет, мало соответствовала тому представлению, которое сложилось об аскетическом образе жизни монахов. С потолка спускалась большая висячая лампа на длинных медных цепях; пол и стены были покрыты коврами. Огромная печь из цветных изразцов распространяла приятное тепло. Сквозь два полукруглых окна беспрепятственно проникали лучи солнца; подойдя к ним поближе, можно было видеть покрытое снегом пространство, а вдали за ним возвышались купола церквей и крыши домов. Посредине комнаты, под лампой, стоял большой дубовый стол с книгами в толстых пергаментных переплётах; стол окружали простые, но удобные, тоже дубовые, стулья. Невдалеке от печки помещалась широченная кровать. Белые хрустящие простыни и мягкое, из толстой шерсти одеяло показывали, что отец Филарет заботился об удобном отдыхе тела так же, как и о достойном питании его. В маленьком шкафу висели одеяния отца Филарета. Большая умывальная чашка, кувшин и оловянная кружка дополняли убранство комнаты. К самой стене была, кроме того, приделана широкая скамья, обитая кожей.

На этой скамье и сидел отец Филарет, одетый в чёрную монашескую рясу. Голова его была прислонена к стене, глаза полузакрыты, он, по-видимому, был погружен в глубокие размышления; вся его неподвижная фигура выражала сердечное спокойствие и душевный мир.

Евреинов вошёл и опустил на пол возле дверей тяжёлую корзину, отец Филарет живо очнулся, поднялся с места и пошёл навстречу своему гостю. Он благословил вошедшего, и тот благоговейно поцеловал его руку.

   — Простите, что я мешаю вашим благочестивым размышлениям, — проговорил Евреинов, — но моё удручённое тревогой сердце ищет у вас утешения и доброго совета. Пролейте луч света своей мудрости в мрак моей души!

   — Я размышляю о том пути, по которому люди должны идти, чтобы быть угодными Богу. Посещение такого благочестивого сына Божия всегда приятно мне. Дать тебе надлежащий совет, оказать поддержку — это значит совершить богоугодное дело.