— Я не могу представить себе жизнь без тебя и не знаю, как я могу жить без тебя; если мы когда-нибудь будем разлучены, то у меня не будет никакой другой мысли, как только снова свидеться с тобою. Я только об одном и буду молить Бога, чтобы Он снова соединил нас с тобою, и, уверена, Бог услышит мою мольбу.
Радость, огромная, вспыхнула в глазах у Иоанна Антоновича, он порывисто притянул к себе девушку и покрыл её поцелуями. Надежда, затрепетав, постаралась освободиться от него и отошла в сторону. В её стыдливом румянце и пугливых, недоумевающих взорах смутно проглядывала женщина.
— Благодарю тебя, Надежда, — воскликнул узник, весь сияя от счастья. — Твои слова возвращают мне покой и дадут мне возможность терпеливо снести разлуку с тобой, если только когда-нибудь наступит этот роковой час. Но ты, кажется, сердишься на меня? — спросил он, беря её за руку и стараясь снова привлечь к себе. — Ты смотришь на меня с упрёком?
— Ты такой бурный, — ответила она, и её щёки снова вспыхнули густым румянцем.
— Я больше не буду, — сказал Иоанн Антонович. — Раз ты никогда не забудешь меня, раз ты останешься мне верна, тогда всё хорошо, тогда я всё-таки счастлив и буду знать, что Бог всегда бодрствует над нами, если даже временно Он и разлучит нас.
Внезапно послышались шаги отца Филарета. Иоанн Антонович выпустил из объятий девушку, и та в одну минуту исчезла из комнаты.
С этого дня царственный юноша стал казаться вполне довольным своею судьбою и в то же время с полной готовностью подчинялся всем распоряжениям. Однако он как будто стал избегать оставаться наедине с девушкой, которая, в свою очередь, казалась всегда как бы чем-то смущённой в его обществе. Сама с собой наедине она старалась отгонять от себя мысль о возможности разлуки, но мысль эта стала истинным несчастьем для Надежды.
Отец Филарет дважды выезжал в соседний монастырь, ссылаясь на желание помолиться в его соборе.
При вторичном возвращении он привёз с собою в санях два кувшина можжевеловой настойки, которую, по его словам, великолепно приготовляли монахи. Он с набожным видом пронёс эти кувшины в свою комнату и обещал майору угостить его настойкой во время ужина. В течение некоторого времени он был в комнате узника, пока туда не пришёл майор Варягин и не позвал его ужинать. Уходя, он запер дверь в комнату Иоанна Антоновича на ключ и взял ключ с собою, чтобы быть спокойным за судьбу узника во время трапезы.
Надежда и Потёмкин, по обыкновению, сидели молча, погруженные каждый в свои думы.
Отец Филарет почти один вёл разговор... Если и в обычное-то время он как никто другой умел занять слушателей, то сегодня он, казалось, превзошёл самого себя, и какая-то почти лихорадочная, нервная весёлость озаряла его обыкновенно серьёзные черты. Он был неистощим в весёлых шутках и каждый раз умел находить подходящий случаю тост, так что в конце концов даже майор развеселился и начал рассказывать анекдоты из давно прошедших времён, когда он в качестве молодого офицера служил в Петербурге, в царствование Великого Петра и Екатерины.
Тогда отец Филарет, весело посматривая на расходившегося майора, произнёс:
— А теперь я хочу предложить ещё один тост; им, собственно, все всегда начинают, но я нарочно сохранил его к концу: предлагаю выпить за здоровье императрицы Елизаветы Петровны.
Майор точно на пружине подскочил, но встать на ноги и выпрямиться ему не вполне удалось, и он только сказал:
— Да сохранят её Господь Бог и все святые!
— Стой, — воскликнул отец Филарет, — для тоста за императрицу я принесу вам сейчас можжевеловую настойку моих монахов, у меня припасены для вас два кувшина, которые вы и должны осушить в честь государыни, я же удовольствуюсь тем, что посмотрю, какое превосходное действие произведёт на вас изобретение моих благочестивых братьев.
— А, это очень хорошо с вашей стороны, — воскликнул майор Варягин, — я уже думал, что мне никогда не придётся попробовать этого напитка, о котором вы столько раз рассказывали мне, но, оказывается, вы не забыли и обо мне.
— Давать приятнее, чем получать, — ответил отец Филарет. — Так, по крайней мере, учит нас Церковь, а для благочестивого сердца угощать таким напитком доброго приятеля гораздо приятнее, чем пить его самому.
Он вышел и через минуту возвратился обратно в комнату с двумя кувшинами. Осторожно откупорив, он наполнил стакан майора золотисто-жёлтой жидкостью, от которой по всей комнате распространился тонкий запах хвои. Затем он снова заткнул пробкой кувшин и налил себе и Потёмкину по стакану обыкновенной водки.
Майор в восхищении поднёс стакан к носу и вдыхал в себя аромат.
— За здоровье императрицы, — воскликнул он и, поднеся стакан ко рту, медленно и торжественно опорожнил его. — Ваши благочестивые братья, — сказал он, проглотив последнюю каплю, — понимают, как следует ублажать греховную плоть, не хуже, чем читать наставления о спасении души.
Надежда с некоторых пор стала вставать из-за стола сейчас же по окончании ужина и уходила к себе в комнату, откуда затем вместе с майором и остальными лицами отправлялась к узнику.