Читаем При дворе императрицы Елизаветы Петровны полностью

   — Даже если бы они повелевали всеми силами ада! — воскликнул Ревентлов.

   — В таком случае, — сказала княгиня, — мне придётся помочь вам, чтобы не дать погибнуть вашей молодой жизни. Но обещайте мне, что будете спокойны. И если вы убедитесь, что любимая вами девушка достойна вашей любви, что и она, подобно вам, непоколебима в своей верности...

   — О, я верю в неё, — перебил Гагарину Ревентлов, — как верю в Бога, которого призываю на защиту моей любви!

   — Ну, а если вы всё-таки найдёте её слишком поздно? — спросила княгиня. — Если она всё-таки окажется навсегда потерянной для вас? Ведь Иван Шувалов соединяет в своей особе всё, чем можно завоевать женское сердце: могущество, богатство, красоту...

   — Нет, княгиня, нет! — в отчаянии крикнул Ревентлов. — Но если они окажутся правдой, тогда, — прибавил он глухим голосом, — жизнь уже не будет иметь для меня никакой цены... Но, пред тем как умереть, я ещё посмотрю, какого цвета кровь у наглого обольстителя, отнявшего у меня всё счастье моей жизни!

Княгиня покачала головой и, с нескрываемым восхищением любуясь им, сказала:

   — Сколько огня! Удастся ли мне укротить вас и направить по верному пути?.. Ну, а пока ступайте, вам не следует оставаться у меня слишком долго, так как никто не должен заподозрить, что мы с вами заключили союз. Ступайте! Сегодня вечером на приёме у императрицы я, вероятно, буду иметь возможность дать вам более подробные указания. Ну, а до тех пор потерпите!

Ревентлов пламенно поцеловал её руку, она взяла его за плечо и с нежным усилием выпроводила в приёмную. Ещё раз поцеловав у княгини руку, молодой человек, всё ещё дрожа от возбуждения, бросился вон.

Вечером он появился при дворе в свите великого князя. Все важные события, которые целиком поглощали внимание общества, были почти не замечены им, и всё время, пока он стоял за стулом великого князя, его взгляды не отрывались от княгини Гагариной, которая сидела в первом ряду среди статс-дам её величества.

Если бы всеобщее внимание не было обращено на высочайших особ, то всем бросилось бы в глаза, что княгиня в этот вечер была бледнее, чем обыкновенно, что вокруг её всегда надменно улыбавшихся губ лежала какая-то трагическая складка и что весёлые, задорные глаза на этот раз смотрели как-то непривычно задумчиво, что придавало её красоте совершенно особенное, грациозное выражение.

Кроме Ревентлова, который умоляюще смотрел на княгиню Гагарину, на неё были устремлены столь же неотрывные взгляды узеньких глаз Брокдорфа.

Он постарался поместиться как можно ближе к княгине и не отрывал взоров от красавицы, причём в стремлении казаться грациозным и изящным принимал такие позы, которым позавидовал бы самый талантливый комик.

Его стремления привлечь на себя взгляд княгини не остались бесплодными: она неоднократно поглядывала на него, и её глаза сумели послать ему безмолвный привет нежности.

Когда императрица села за карточный стол, а великокняжеская чета принялась обходить собравшихся в зале, княгиня Гагарина, проходя мимо Ревентлова, успела незаметно шепнуть ему:

   — Не следуйте за мной! Я иду действовать в ваших интересах!

В то время как Ревентлов, повинуясь приказанию княгини, отвернулся от неё и впился полными мрачного гнева взглядами в Ивана Шувалова, который тоже мрачнее тучи стоял около императрицы, княгиня Гагарина подошла к Брокдорфу и, тихонько взяв его за руку, сказала:

   — Не знаю, куда и деваться от жары и этой сутолоки! Не найдётся ли у вакс свободной минутки для разговора по душам, мой друг?

Прикосновение княгини Гагариной подействовало на голштинца, как электрическая искра. Густая краска залила его плоское лицо, и пробормотав что-то в высшей степени несвязное, он последовал неверными шагами за Гагариной. Поспешно, почти с повелительной быстротой княгиня провела Брокдорфа через ряд боковых залов и наконец остановилась в маленькой гостиной, в которой когда-то Ревентлову невольно пришлось подслушать разговор между Бестужевым и Репниным. Княгиня со вздохом посмотрела на окружённый растениями диван и потом опустилась на мягкие подушки его, жестом пригласив фон Брокдорфа сесть около неё.

   — Ах, как хорошо побыть несколько мгновений в этой тишине! — сказала она, грациозным движением опуская голову на подушки. — Я страстно хотела поскорее урвать минуточку, чтобы поговорить с вами, барон. Мне крайне интересно узнать, что произошло после нашего последнего разговора. Вы обещали мне расстроить маленькую идиллию вашего земляка и в то же время помочь удовлетворить каприз моему давнишнему другу Ивану Ивановичу Шувалову. Правда, я что-то мельком слышала об исчезновении этой красавицы, Анны Евреиновой, — в городе много болтают об этом приключении, но вы должны рассказать мне всё во всех подробностях, пока там, в зале, продолжается эта скучная, шумная комедия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси Великой

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза