При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Стройный граф Эстергази, в богато расшитом бриллиантами костюме венгерского магната, любезничал с дамами, стараясь не выказывать предпочтения ни одной из них. Он с такой ловкостью распределял своё внимание между всеми красавицами, что самый проницательный взор не мог бы определить, кто же из них более нравится галантному представителю Марии-Терезии.

Более всех были окружены толпой царедворцев графы Разумовские и Шуваловы. У Алексея Разумовского было белое домино поверх роскошного мундира; Кирилл Разумовский, младший брат Алексея, недавно назначенный гетманом Малороссии, явился в несколько фантастическом костюме запорожского казака.

На Петре и Александре Шуваловых тоже были домино; что касается обер-камергера Ивана Ивановича Шувалова, то он предпочёл облечься в роскошный костюм времён Елизаветы Английской, выгодно выделявший его высокий рост и стройную фигуру. Иван Иванович Шувалов был единственным из всех присутствующих, не признававшим парика. Его волосы ниспадали локонами, обрамляя свежее, прекрасное лицо. С одного плеча спускался короткий плащ из белого шёлка, а рука гордо упиралась в эфес шпаги, украшенный драгоценными камнями. По внешнему виду он действительно напоминал изящного кавалера английского двора — одного из тех, которые пользовались недолгими милостями королевы и часто оканчивали своё существование в мрачных стенах каземата.

Французский посланник, маркиз де Лопиталь, стоял рядом с любимцем императрицы. На нём был роскошный персидский костюм, а на напудренном парике оригинально торчала феска, украшенная бриллиантовой пряжкой. Маркиз так же оживлённо беседовал и видимо ухаживал за Иваном Ивановичем Шуваловым, как это делал Гью Диккенс по отношению канцлера Бестужева.

За четверть часа до начала бала из дверей, противоположных апартаментам императрицы, вошли в тронный зал великий князь и великая княгиня. Они выбрали венецианские костюмы, которые по своей изысканной простоте выгодно отличались от пёстрых нарядов придворных. Лицо наследника было веселее и оживлённее, чем всегда. У великой княгини было тёмно-синее бархатное платье. Нежный цвет её лица, белизна рук и плеч красиво выделялись на тёмном фоне бархата. Екатерина Алексеевна была ослепительно хороша; её мягкие, грациозные движения и задумчивые глаза делали её ещё привлекательнее.

Свита великого князя тоже была одета в венецианские костюмы, не исключая Брокдорфа и Ревентлова, для которых сшили платья на скорую руку. Ревентлову очень шёл новый костюм, что нельзя было сказать о Брокдорфе. Последний был так комичен, что дамы с удивлением перешёптывались между собой, подавляя насмешливые улыбки.

Этикет требовал, чтобы первые сановники пошли навстречу великому князю, но придворные императрицы не спешили сделать это. Они медлили выразить своё почтение будущему императору и этим ясно показывали, как ещё далёк был от него престол.

Пётр Фёдорович вспыхнул от негодования и холодным, высокомерным взглядом окинул всё общество. Екатерина Алексеевна, наоборот, с приветливой, милой улыбкой отвечала на поклоны, точно благодарила за внимание, которое ей оказывали. Шуваловы тоже подошли к великому князю и княгине, в их поклонах и обращении чувствовалась высокомерная снисходительность: они как будто хотели показать, что видят в нём чужеземного принца, а вовсе не наследника русского престола. Особенно неприязнен был вид обер-камергера Шувалова, которому уже была известна история с пуделем, получившим прозвище Иван Иванович.

Граф Алексей Разумовский почтительно поклонился великому князю, как это требовалось этикетом, но был сдержан и не выражал ни малейшего желания быть особенно угодным наследнику престола. Кирилл Разумовский весело шутил с великой княгиней. Он делал такие остроумные, меткие замечания, что Екатерина Алексеевна от души смеялась. Поведение Кирилла Разумовского, по-видимому, очень раздражало Салтыкова; по крайней мере, он бросал на гетмана гневные, грозные взгляды.

Присутствующие в зале чувствовали щекотливость ситуации. Конечно, в отсутствие императрицы великий князь должен был стать центром общества, но большинство придворных старалось держаться подальше от наследника частью потому, что он был для всех антипатичен, а частью из боязни прогневить императрицу Елизавету Петровну, которая не любила, чтобы её племяннику оказывали большое внимание. К счастью, неловкое положение длилось недолго, так как вскоре По выходе великокняжеской четы двери из апартаментов императрицы открылись и сначала появились многочисленные пажи, а затем показалась и сама Елизавета Петровна в сопровождении своих фрейлин и статс-дам.