При дворе последнего императора

Я решил, что живой соболь может доставить большое удовольствие малым еще тогда княжнам. Старику дал немного денег и поручил парочку добросердечному курьеру.

Пред тем я спросил старика, кто его в Сибири знает.

— Ходил к губернатору перед отъездом, да он говорит: «Иди, вряд ли тебя допустят. А писать мне о тебе не приходится».

Я послал телеграмму губернатору, чтобы проверить слова старика и узнать, надежен ли он. В те времена нужно было быть весьма осторожным. Чрез день получился удовлетворительный ответ, и я телефонировал княжне Орбелиани, рассказав ей о соболе. Час спустя узнаю, что императрица приказала прислать обоих стариков в Зимний дворец, и поскорее, так как дети с нетерпением ждут соболя. Все с тем же курьером я приказал их отвести, а после представления вернуться ко мне.

Ждал я их долго. Оказывается, что они более часа оставались у детей, и все время была при этом государыня. Долго рассказывали старик и старуха, как милостива была к ним царица.

Старик предложил, было, взять соболя с собою, пока для него не устроят клеточку, но дети отпускать зверя не хотели, и наконец императрица приказала его оставить. Старик мечтал видеть царя, без чего, сказал он, не может вернуться в Сибирь. Ответили, что дадут знать, когда он может видеть государя.

— Боюсь только, как бы соболек мой не нашкодил во дворце: он ведь к хоромам не привык.

На другой день с утра я получил приказание прислать во дворец сибиряков к 6 часам вечера. Вернулись они с соболем после восьми. Вот рассказ старика:

— Так и было. Соболек мой много нашкодил, поломал и погрыз. Когда я пришел, так он сразу ко мне за пазуху спрятался. Вошел царь. Я со старухою ему в ноги бросился. Соболек-то вылез и тоже, видно, понял, что пред государем. Притаился и смотрит. Пошли мы с царями в детскую, где приказали мне выпустить соболька. Дети стали с ним играть: при нас он не дичится. Царь приказал нам со старухою сесть на стулья и говорит:

— Ну, теперь расскажи все: как задумал сюда ехать, как ехал и как наконец к царице попал?

Я рассказал, а царь все спрашивает о Сибири, об охоте там, о нашем житье-бытье. Затем царица сказала, что детям пора обедать. Тогда царь спрашивает, как обходиться с соболем. Когда я указал, он порешил, что в комнатах у детей его оставить нельзя. Надо будет отдать его в охотничью слободку в Гатчине.

— Царь-батюшка, ведь его, кормилец мой, жаль отдавать на руки незнакомому охотнику. Позарится на шкурку, да еще зарежет, а скажет, что околел. Знаю я охотников. Мало у них любви к зверю. Лишь бы шкурку получить.

— Нет, брат, я бы выбрал хорошего. Но, пожалуй, лучше будет тебе его отдать. Вези его домой, ходи за ним, пока жив будет, и считай, что исполняешь мое повеление. Смотри за ним как следует, так как это уже мой соболь. Теперь иди, скажи Мосолову, чтобы министр дал приказание, как тебя наградить за подарок. Смотри же, хорошо гляди за моим соболем. С богом и доброго пути!

На другой день был у Фредерикса всеподданнейший доклад, и государь, не ожидая вопроса, сказал министру, что провел 2 часа в беседе со стариками и что это было для него праздником: так интересно было ему узнать быт сибирских охотников и сибирского крестьянства вообще. Приказал дать старику часы с императорским гербом, а старухе брошку, несколько сот рублей за соболя и широко оплатить дорогу назад в Сибирь.

Старики уехали счастливыми, увозя с собою соболя. Одни княжны очень жалели, но «папа сказал, что это так нужно».

Дети учились английской грамоте от самой императрицы, по-французски и некоторыми предметами общеобразовательного характера с ними занимался г. Жильяр, по-немецки — гоф-лектриса Шнейдер, а русскую словесность и общие предметы преподавал Петров, учитель гимназии. Жильяр и Петров были весьма опытными преподавателями, в особенности первый. Целью родителей было не давать детям слишком многочисленного штата незнакомых учителей.

Когда я начал службу при дворе, дети росли без надзора воспитательницы. В детских комнатах были няньки, но как только княжны выходили из этих апартаментов, надзора за ними, в сущности, кроме материнского, не было. Александра же Федоровна была вообще на людях не очень подвижна и, кроме того, не делала детям замечаний при посторонних.

Императрица много страдала в жизни от своей застенчивости и решила приучить дочерей с детства к общению с посторонними людьми. Поэтому, когда Ольге Николаевне минуло 10 лет, то она, равно как и Татьяна и Мария Николаевны, 8 и 6 лет, завтракали за общим столом. К завтракам государыня часто не выходила. Конечно, дети были тут под надзором царя и фрейлин. Хотя и очень живые, за столом они держали себя натурально и мило, вели себя безукоризненно. Серьезнее и сдержаннее всех была Татьяна.