Неужели эта голубоокая красавица якшалась с колдуньями да цыганками? Неужели под ее белым лбом таились нечистые мысли? И он позволял ей водить дружбу с царицей, с царевнами, сам
«Может, она и зелье нам какое подсыпала?» – с ужасом подумал он.
А Ртищев говорил ему в это время:
– Никак не можем мы обиду учинить против Персии. Они наши исконние друзья. Еще в тысяча шестьсот пятидесятом году, помнишь, приезжал на Москву посол шаха Аббаса, Магмет Кулыбек, и привез в подарок от того шаха четыре тысячи батманов селитры. А царь Теймураз пусть сам свою обиду с шахом разведет: они свойственники. Ссоры у Теймураза с Рустемом, ханом тифлисским, потому, что они между собою свои близкие, одного поколения; пошли они от великого князя грузинского. Рустем-хан теперь – шахов подданный и басурманин, и половина Грузинской земли с ним, а другая половина – за Теймуразом. Так ссора между ними, и шах на Рустема-хана сердится, что он Грузинскую землю разорил и царевича убил. Теперь Теймураз покинул свою землю, к шаху не писал и не бил челом, а ежели бы бил челом, то шах велел бы ему жить по-прежнему в своей вотчинной земле. А грузины – народ хитрый. Они просят у нас ратных людей против персов идти. Мы с шахом поссоримся из-за них, а нам что за корысть, коли в Грузинской земле не будет шаховых людей?
Долго говорил Федор Михайлович, а царь рассеянно, невпопад отвечал ему и все с большим нетерпением посматривал на дверь.
Наконец вернулся Милославский и встревоженным голосом объявил, что обыскали весь дворец, но боярыни Хитрово не нашли. Она ушла со вчерашнего вечера из дома и до сих пор еще не вернулась. Все люди в ее терему в беспокойстве. Сенные девушки рассказывали, что за боярыней пришел вечером какой-то неизвестный человек и неведомо куда увел ее, а ночью пришел, вызвал Марковну, долго с нею говорил; потом старая ключница и наперсница боярыни взяла из спальни шкатулку с жемчугами и другими драгоценностями, и они оба ушли, но до сих пор никто из них не ворочался.
– Сбежала, должно! – произнес Милославский.
– Ну, недалеко убежит! – сверкнув глазами, проговорил Алексей Михайлович. – Эй, люди!
Вошли вооруженные стрельцы.
– Скажите своему голове, – распорядился царь, чувствуя, как свойственная ему порой вспыльчивость овладевает им, – чтобы послали к заставам погоню да никого без моего приказа не выпускать. Напиши, боярин, о том приказ, – повелел Алексей Михайлович Ртищеву. – Пойдем, тестюшка, к царице, – предложил он Милославскому.
Оба направились на половину Марьи Ильиничны.
Царица, по обыкновению, ела сласти и слушала длинный рассказ странницы о ее необыкновенном странствии на Афон. Царевны гуляли по саду, потом сновали по терему и все ныли и ныли с тоски.
– Ой, скучно, скучно, матушка-царица! – чуть не плакала Ирина Михайловна.
– Испей винца, и повеселеет! – предложила «верховая боярыня» Стрешнева.
– Ой, опостылело и вино-то! – махнула рукой царевна.
– Ну, сказочниц послушай! – разгрызая семечко, апатично произнесла царица.
– Надоели, все одно и то же гуторят! – лениво потягиваясь, проговорила Татьяна Михайловна. – Разве вот скоморохов созвать да с ними, как намедни, «действа» произвести? – раздумчиво предложила царевна, наслаждаясь ужасом, который отразился при ее словах на лице царицы.
– Что ты, мать моя! – замахала на нее своими пухлыми ручками Мария Ильинична. – Опять в «хари» обряжаться станешь?
– Царевнино ли это дело в «личины» рядиться? – укоризненно проговорила боярыня Стрешнева.
– Еще сама с ними в пляс пустись!
– А и пущусь, – хорохорилась Татьяна Михайловна. – Все лучше, чем с тоски подыхать.
– Как погляжу я на вас, государыни-царевны, – вмешалась странница, – и поразмыслю: выходит так, что все это в вас враг рода человеческого действует, смутные мысли вам внушает.
– Ну, пошла, старая, надоела! – остановила странницу Анна Михайловна. – Матушка-царица, вели игрецам на цимбалах, что ли, сыграть.
– Под праздник-то! – укоризненно напомнила опять странница. – Лучше бы Четьи минеи послушала.
– Царица, где же боярыня Елена Дмитриевна? – спросила царевна Ирина.
– Сама того не знаю, – ответила Марья Ильинична, – целый день она сегодня на «верху» не была. Уж не занеможилось ли ей?
– В городе сказывают, Пронского на допрос взяли, – осторожно доложила одна из «верховых боярынь».
– Пронского… в тюрьму? За что? – с любопытством обступили боярыню царевны.
– Во многих будто воровских делах повинился.
– Вот отчего боярыня и к нам не идет, – догадались царевны, – знать, больно скучает: друг он ей был.
Все «верховые боярыни» поджали губы и многозначительно опустили глаза. Наконец-то можно было позлословить и очернить эту царскую любимицу; но им это не удалось сегодня – отворились двери, и вошел царь с Милославским.