Надежда Петровна. Может, мы лучше завтра побеседуем? А то сегодня день был сложный. Что поделать, работать ведь тоже иногда приходится. Не все же говорить о работе. У нас вон сколько лозунгов – стен не видно. Их прочитать только – полдня уйдет. За все, оказывается, бороться надо. Даже за чистоту в цехе. Просто взять метлу да подмести – это не то, тут минут за тридцать можно управиться, а дальше – как ни крути – работать надо. А если бороться – так это уж мероприятие, это уже дня на два, а может, и поболе. Тут уж если на саму работу времени не останется, никто не попрекнет. А как же – боролись… А какие только мероприятия не проводятся в рабочее время. Агитаторов – отпусти. На политинформации – отпускай. Бюро – часок от смены непременно захватит. Характеристику оформлять – обязательно днем, после гудка хорошей уж не получишь. Ордер получили, квартиру смотреть – опять днем; вечером плохо видно. Вот – социологический опрос – ну, это уж само собой, вроде как для дела считается. Ну, а уж о собраниях, совещаниях, планерках и говорить нечего. Даже зарплату раздают в рабочее время. Ерунда вроде – постоял минут десять, обменялся впечатлениями по поводу полученного – минут сорок, подумаешь, о чем говорить. И вот если все так взять да сложить – интересно, сколько на саму работу останется? А может, рабочее время – это не то, в которое работают, а то, в которое говорят о работе? А работать тогда надо в нерабочее время, сверхурочно? Что – вы думаете, я шучу? Посмотрите табель – сколько у нас сверхурочной работы. А ведь она вдвойне оплачивается. Вот и получается, что фактически мы вдвойне оплачиваем нашу бурную общественно-публицистическую деятельность. Ну, да ладно, это так, к слову, чтоб вы в полной мере оценили полученные от нас сведения. Дорогие они получаются, если подсчитать. На вес золота. Так что вы из них уж что-нибудь путное сообразите, а то как там насчет овчинки и выделки? Ладно, это у меня так – небольшой крик души вырвался – полушепотом.
Сидоров. Это вы на что намекаете? На наше заседание? А когда же его – после работы проводить?
Тюнин. Я ни на что не намекаю. Я вам рассказываю, о чем у людей душа болит.
Сидоров. Это к делу не относится.
Тюнин. Очень даже относится. Психология – от слова «психо» – душа.
Николаева. О чем у них душа болит, и без психологии известно. Вечером – где бы выпить, а утром – где бы опохмелиться. Мой сосед вот…
Тюнин. Вам не повезло с соседом. Не все же такие. Многие как раз переживают из-за этого.
Захар Захарович. Какие-то вы все несерьезные вопросы задаете. Вот почему вы не спросите, к примеру, как мы боремся с пьянством. Не бойтесь, спросите! Что? Гнать? Гоним. Не допускать? Не допускаем. Иди спи, мол, отдыхай. Нет, все правильно, а то у него радость неполная будет. Ну, конечно, прогул в табеле – это мы пишем. И из зарплаты этот день – все по закону. Так? Вроде так. На первый взгляд. А если еще раз посмотреть, повнимательней? Ну, вычел я с него, ну, обругал публично, ну, докладную написал. Так не ему ведь написал, не он ее читать-то будет. Он, может, вообще неграмотный. Ну, не в этом дело. Допустим даже, посрамленный он ушел. А план его? Он что – с ним ушел? Нет, он тут остался. Вот где.
Иванов
Тюнин. Ходил.
Иванов. Ну, и что вам сказали?
Понятно. Не поддержали, значит. Ну, и что вы?
Тюнин. Что я? Мне терять нечего.
Петров. Акт отчаяния из восьми букв. Кончается на мягкий знак.
Тюнин
Петров. Вот именно.
Иванов. Значит, собираетесь…
Тюнин. Не знаю. Изюмов попросил не ходить.