При открытых дверях

Зинаида Ивановна. Ну и что тогда? Не выберешь меня в лидеры своей тонкой души? Ну и плевать мне на твою тонкую душу. Меня вон Сергей Ервандович два раза выбрал. Между прочим, орденоносец, народный заседатель, не то что некоторые. Сереженька, Сержик, Сергунек – мы Клавдии твоей ничего не скажем, ладно? А внуков я усыновлю.

Сергей Ервандович. Зина, ты что, белены объелась?

Зинаида Ивановна. Слушайте, слушайте. А начальница-то наша, она-то, поглядите, кого выбирает…

Екатерина Михайловна. Прекрати юродствовать. (Захару Захаровичу.) Ведите собрание. (Зинаиде Ивановне.) Дай это сюда.

Зинаида Ивановна. Пожалуйста. Я все и так запомнила. У меня память – не девичья уж небось. Уж чего увижу – уж то запомню. Вы-то у нас, оказывается, вообще ни в одной ситуации никого в своей душе не выбираете. Такая вы у нас душевная.

Екатерина Михайловна. Прекрати, я тебе сказала. По-хорошему.

Зинаида Ивановна. Вот-вот, видите – по-хорошему. А не то по-плохому будет. Таким и должен быть каждый наш профсоюзный лидер. Правильно, Захар Захарович? Вот давай теперь и проголосуем. Хоть явно, хоть тайно.

Сергей Ервандович. А ты про себя скажи, про себя. Сама-то кого выбираешь?

Зинаида Ивановна. Я-то? Тебя, Ервандович, тебя, голубь. И обедать с тобой, и ужинать. А поднатужишься ежели очень – так и завтракать. И на прогулку, в дружине – с тобой. Вот только в Италию, ты уж извини, родимый, в Италию с другим съезжу, ладно? Я ненадолго, буквально девять дней. А то там, понимаешь, я буду бояться за тебя. Там такие итальянки, сплошь все синьориты – отобьют, охнуть не успею. Ты ж у нас какой? Ты ж отказать никому ни в чем не можешь – потому как общественник. Так что ты уж для спокойствия моего и коллектива тут пока посиди, в нарсуде позаседай. А вернусь – сразу к тебе обратно.

Екатерина Михайловна. Слушайте, уймет ее наконец кто-нибудь или нет?

Тюнин. Так никто ее и не смог унять. Сама остановилась. Вдруг, на полуслове. Заплакала и ушла… Вот такая история получилась. Возьми я тогда домой эти анкеты…

Иванов. Та-ак…

Сидоров. Н-да…

Иванов. Значит, в письме все правильно. Вы хоть понимаете, что вы наделали?

Петров. Неумолимая закономерность. Шесть букв. Третья – «у»,

Тюнин (машинально). Случай.

Петров. Вот именно.

Тюнин. Да понимаю я, понимаю и, поверьте, переживал все это. Хотя, с другой стороны… Может, Зинаида Ивановна была права – кого обманываем?…

Зинаида Ивановна. Что вы на меня смотрите? Что я вам – что плохое сделала? Подумаешь… Если секрет – не оставляйте где ни попадя. А оставил – не такой уж секрет, значит. Все ведь прикидываются – думают одно, а говорят другое. А кого обманываем-то? Кого? Вас, что ль? Так вы вон проездом – вас чего обманывать? Начальство? Так его чего, его и обманывать-то неинтересно, оно только и ждет, чтобы его обманули. Просит даже – обманите, мол, меня, а то, не дай бог, правду еще узнаю, а что с ней делать, с правдой-то? С ней ведь что-то делать надо, а тут и без нее – забот. Вот и получается, что себя обманываем. Себя – не дядю. А это уж последнее дело, когда себя. Потому как сегодня себя сам обманул, завтра тебя другие обманут. Тебе ж, мол, дураку, лучше. Меньше знать будешь, позже состаришься. А я, может, не хочу позже стариться. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела путем управиться.

Сидоров (перебивая ее). Это нам неинтересно. Это к делу не относится.

Тюнин. Да нет, как раз нет. Очень даже относится. Я тоже сначала думал, как вы, – когда они вдруг заговорили. Раньше я слова из них выжать не мог – все отшучивались больше. А тут как прорвало. По делу, не по делу… Без всяких анкет, вопросов. Они сами мне вопросы стали задавать – как жить, как работать. И не ждали ответов, они понимали, что я не могу решить их проблемы. Да они и не мне это говорили – себе… Им важно было произнести вслух то, что долгие годы кипело внутри…