При свете луны

Мать Дилана и Проктор молча смотрели друг на друга. Она приходила в себя, осознав, что, вернее, кто стал причиной смерти мужа.

– Джек со мной одного роста. Я – мыслитель, а не боец. Признаю, когда дело доходит до драки, я – трус. Но я подумал, что смогу взять верх за счет внезапности и хлороформа, и мне это удалось.

При упоминании хлороформа пальцы Джилли сильнее сжали руку Дилана.

– Пока он был без сознания, не составило труда засыпать ему в рот таблетки. Понадобился лишь ларингоскоп, чтобы гарантировать, что капсулы нембутала попадут в пищевод, а не в трахею. А потом вода смыла их в желудок. После этого я вновь дал ему нюхнуть хлороформа, чтобы он не пришел в себя до того, как начал действовать нембутал.

Злость охватила Дилана, и не просто личная злость на этого монстра, который принес столько бед их семье. Нет, в этот момент он ненавидел не одного Линкольна Проктора, а все зло на земле, сам факт его существования. Ведь столько людей с готовностью раскрывали объятия силам тьмы, творили жестокость и наслаждались несчастьем других.

– Заверяю вас, ваш муж не почувствовал боли, – успокоил Проктор Блэр О’Коннер. – Хотя он был без сознания, при интубации я постарался не нанести ему травму.

Дилан испытывал те же ощущения, что и в доме на Эвкалиптовой авеню, когда увидел Тревиса, прикованного к кровати: сочувствие ко всем жертвам насилия и сжигающую ярость к самим насильникам. В нем бушевали страсти, которые обычно проявляются на сцене оперного театра, и его удивляло, что такое происходит с ним, поскольку он всегда отличался ровным характером, удивляло не меньше вновь обретенного шестого чувства, не меньше складывания здесь и там.

– Я знаю, что меня нельзя считать хорошим человеком. – Проктор завел ту же пластинку, что и в номере мотеля, где он ввел таинственную субстанцию Дилану и, как потом выяснилось, Шепу. – Никто и никогда меня таковым не назовет. Я знаю свои недостатки, и их предостаточно. Но, каким бы плохим я ни был, я не способен бездумно причинить боль, совершить насилие без крайней на то необходимости.

Словно разделяя гнев Дилана и его жалость к слабым и обиженным, Джилли подошла к Шеперду постарше, обняла его, отвернула от Линкольна Проктора и матери, чтобы он вновь не стал свидетелем того, что видел десятью годами раньше.

– К тому времени, когда я закинул в кабину свободный конец шланга, вставленного в выхлопную трубу, – продолжал Проктор, – Джек уже крепко спал. Он не понял, что умирает. Не испытал ни удушья, ни страха. Я сожалею, что мне пришлось так поступить, меня это гнетет, хотя выбора у меня не было. Однако теперь я сбросил камень с души, открыв вам глаза. Теперь вы знаете, что ваш муж не по своей воле покинул вас и ваших детей. Я сожалею, что ранее мне пришлось ввести вас в заблуждение.

Понимая, что ее смерть близка и неминуема, Блэр отреагировала с решимостью, которая тронула душу Дилана.

– Вы – паразит, – презрительно бросила она Проктору. – Не человек – червяк.

Кивая, Проктор медленно направился к ней.

– И паразит, и червяк, и даже хуже. У меня нет совести, мне чужды моральные принципы. Для меня важно только одно. Моя работа, моя наука, мое видение мира. Можете презирать меня, но у меня есть цель, и я достигну ее, несмотря ни на что.

И хотя прошлое оставалось таким же неизменным, как железные сердца безумцев, Дилан встал между матерью и Проктором, питая иррациональную надежду, что боги времени на мгновение изменят свои жестокие законы и позволят ему остановить пулю, которая десятью годами раньше убила Блэр О’Коннер.

– Забирая дискеты у Джека, я не знал, что ему дали два комплекта, – добавил Проктор. – Я думал, что все они у меня. И только недавно выяснилось, что это не так. Те дискеты, что находились при нем и не попали ко мне, он хотел передать властям. Второй комплект наверняка здесь. Если бы он нашелся раньше, я бы уже сидел в тюрьме, не так ли?

– У меня нет дискет, – настаивала Блэр.

Дилан стоял лицом к Проктору и пистолету, заслонив собой мать.

Проктор смотрел сквозь него, не подозревая о госте из будущего, который загораживал ему путь.

– Пять лет – долгий срок. Но в той работе, которой занимался Джек, налоговый фактор играет очень существенную роль.

Дрожа от ярости, Дилан шагнул к Проктору. Протянул правую руку. Схватился за пистолет.

– Для нарушений в сфере уплаты налогов срок давности – семь лет.

Дилан чувствовал форму пистолета. Холод стали.

А вот Проктору его попытки отобрать пистолет нисколько не мешали.

– Джек всегда хранил документы столько времени, сколько того требовал закон. Если дискеты найдут, мне конец.

Когда Дилан попытался сжать пистолет в руке, вырвать оружие у убийцы, его пальцы прошли сквозь сталь и сложились в пустой кулак.

– Вы – неглупая женщина, миссис О’Коннер. Вы знаете насчет семи лет. Вы сохранили его деловую документацию. Я уверен, что дискеты там. Вы просто не подозревали об их существовании. Но теперь вы знаете о них… найдете их… и пойдете с ними в полицию. Я бы хотел обойтись без этого неприятного продолжения нашего знакомства, но…