При вечернем и утреннем свете

I
«Но, мой Паскаль,— он говорил Паскалю,—
Допустим, я для рифмы пасть оскалю,
И — что? Какая общая черта
Сроднит тебя, Паскаль, с оскалом рта?
С пасхальным звоном? Пасквилем? Паскудством?
Такой подход граничит с безрассудством.
Не вижу в этом смысла ни черта!»

«А ты увидь! — Паскаль ему на это.—
Ведь ты же сам, Декарт, чутьем поэта
Назвал Монблан, а не Па-де-Кале.
Монблан — скала. От звука шаг до сути.
Ты подсказал, как сдвинуть столбик ртути,
И я, Па-скаааль, полезу пааа скаа-ле!»^{5}

Сей диалог имел происходить
В подпитии хвастливом и хвалебном,
Когда Декарт придумал восходить
С запаянною трубкой и молебном
(Экспериментум круцис!) на Монблан.
Молебен — вздор? Так с этим нету спору:
На языке вертелся мооо-нооо-план,
Да монопланов не было в ту пору.

II
«Но ртуть-то будет пааа-дать по шкааа-ле! —
Вскричал Декарт.— Тогда, согласно вздору,
Что ты несешь, не лезть бы надо в гору,
А опрометью мчать к Пааа-де-Каааале!»
Паскаль зевнул: «Так с этим нету спору…
Седлаю?»
Оппонент хлебнул из кружки:
«Ну нет, пешком. Пешком, но как из пушки»^{6}

III
Здесь к Пушкину приходит наш рассказ.
Давно пора! Сам спор — не о ключе ли
К его стихам? Не зря же битый час
Мы проторчали с трубкой Торричелли.
Зато и слово выплыло как раз.
Итак: межполушарные качели!

Валяй, качайся — славная игра:
Одним поём, в другом ума палата.
О ртуть, она прозреньями чревата!
Так вот куда вела Монблан-гора!

IV
Там Анна пела с самого утра.

V
Поэзия должна быть глуповата.

1984

И темный кипарис

Были корни кипариса
Суховаты и теплы,
А земля между корнями
Ноздревата и тепла,
И вознесшиеся в темень
Были теплыми стволы.

И звезда таясь глядела
Сверху вниз, и тишина
Тайной теплилась, и дева,
Было сказано, юна.
Было сказано: и темный
Кипарис. И нежный мирт.

И вода, что окружала
Тишину со всех сторон,
Многократно отражала
Безымянный блеск звезды.
Это небо было: небо
Отражало блеск воды.

Да и нужно ль, чтоб впрямую
Назывались имена,
Если — таинство? (И дева,
Было сказано, юна.)
Если слиты с кипарисом
И затылок и спина?

1981

Мне важно ничего не растерять

Мне нужно одиночество, как дот,
В котором я могу уединиться
От времени,
От временных забот:
Бетонный склеп и узкая бойница.

Бетонный свод и тоненькая щель.
Я к ней прильну и вдруг увижу цель
Цель жизни
Или просто жизнь без цели,
И пиршество,
И слезы на пиру.

Я оптику туманную протру
Полой шинели.

И если повезет, то я тетрадь
Заполню до последнего листочка.
Мне важно ничего не растерять.
Нужна глухая, замкнутая точка.
Бетонный свод — и луч издалека…

1981

Братство обливающихся слезами