При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

— Может, случайность, а может, судьба. Началось все в бананово-лимонном Сингапуре. Теплоход «Иван Франко», на котором я в ту пору работал, зафрахтовала одна британская принцесса для свадебного путешествия. Ну, значит, пришли в Сингапур. Стоянка двое суток, город экзотический. Капитан отпустил часть команды на берег — интересно поглазеть на заморские чудеса. Настоящих чудес, конечно, там кот наплакал — все показное. Ну, побродили мы полдня по улицам, а вечером зашли в бар посидеть. Перекусили немножко, рому по паре рюмашек пропустили, из интереса по сигаре взяли. Сидим, дымим. Подкатывается ко мне какой-то махровый антисоветчик. Прилип, как банный лист, чуть не в шпионы обрабатывать начал. Я не вытерпел и сигару об его фиолетовый нос затушил. Международный конфликт! Едва только в Одессу вернулись, мне визу зарубили. Поехал с женой к ее родственникам в Евпаторию. У меня диплом малотоннажника есть. Устроился на теплоходик «Герой Токарев» вдоль Евпаторийского пляжа отдыхающих прогуливать. Поначалу вроде ничего казалось, потом надоедать стало…

— Тогда и надумали в Серебровку?

— Отец ваш помог надумать. Принимаю однажды на борт своего «корвета» новую группу отдыхающих, пожелавших отправиться к памятнику героям Евпаторийского десанта, и вдруг слышу: «Гвоздарев! Ты ли это?»… Смотрю — Игнат Матвеевич! Обнялись, конечно, разговорились. А вечером, когда я с вахты сменился, зашли возле морвокзала в кафе «Маяк» и до закрытия там просидели. Сговорил Игнат Матвеевич меня к себе в бригадиры.

— Не жалеете, что согласились? Работа здесь — не на прогулочном теплоходике.

— Первый год сильно по морю тосковал, а теперь.. — бригадир потянул за козырек фуражку. — Вот только мичманка иной раз и напомнит о прошлом.

— Витольд Михайлович, я ведь по делу к вам зашел, — сказал вдруг Антон. — Мне надо знать как можно больше о Барабанове.

Гвоздарев, посмотрев на часы, словно смутился:

— Если не возражаете, дойдемте до моей квартиры. Поужинаем и, не торопясь, потолкуем. А то меня, наверное, жена уже заждалась.

— Не возражаю, — согласился Антон.

Жил бригадир недалеко от конторы в добротном кирпичном доме, принадлежащем колхозу, на два хозяина. Высокая, моложавая, улыбчивая, жена Гвоздарева, назвавшаяся при знакомстве Тамарой Викторовной, сразу стала собирать на стол ужин. Из холодильника мигом появилась тарелка красных помидоров, толсто нарезанные ломти отваренного мяса, а на газовой плите зашипела сковорода с жареными грибами.

— Как горожане живете, — глядя на плиту, сказал Антон. — Давно газ в Серебровке появился?

— Второй год нужды не знаем, — ответила Тамара Викторовна. — У нас и ванна, как в городских домах, есть. Горячая вода, правда, в титане греется, но все равно — охапку дров сожжешь и купайся на здоровье. Словом, все в доме есть, кроме водки, — скосила смеющиеся глаза на мужа. — Этот моряк сухой закон в Серебровке установил.

— Ты по этому поводу исстрадалась? — усмехнулся Гвоздарев.

— Мне-то что… Тебе гостя нечем потчевать. Не мог за бутылкой к продавщице зайти?

Усадив Антона к столу и садясь сам, Гвоздарев заговорил:

— Нельзя мне, мать, сейчас за таким продуктом к продавщице обращаться. Если требуешь ограничений от подчиненных, и сам, будь ласков, эти ограничения выполняй. Иначе так получится: сегодня — мне, завтра — участковому, а послезавтра и нашим, и вашим из-под прилавка водка пойдет.

— Выпивают колхозники? — спросил Антон.

— В страду — нет. За своих я спокоен. За помощников, приехавших из города, опасаюсь. Некоторые ведь руководители предприятий как рассуждают: надо выделить шофера на помощь сельскому хозяйству? Пожалуйста, с превеликим удовольствием! Бери, боже, что нам самим негоже… — Гвоздарев, заглянув в столовую тумбочку, достал вазу с нарезанным хлебом и вилки. — Жаловаться пока не стану. Нынче хорошие помощники приехали, работают на совесть. Однако Екашев не случайно подпольную торговлю сивухой открыл — видать, есть среди приезжих такие, которые того и гляди загуляют. Приходится в целях профилактики гайки подкручивать, «сухой закон» вводить…

Слушая Гвоздарева, Антон пытался уловить связь приезжих шоферов через Екашева с пасечником или Барабановым, но никаких зацепок как будто не было. Самые разные мысли крутились в голове Антона. Он с пристрастием анализировал поведение Екашева, цыган, сложившуюся ситуацию и никак не мог соединить разрозненные факты в логическую цепочку. Цыгане, не получив в колхозе расчета и бросив на произвол судьбы лошадь, внезапно снялись с облюбованного места. Левка оставил свой нож в трупе Барабанова. Репьев, по словам Екашева, застрелил из обреза собаку Хлудневского, а Тропынин, будто нарочно, отыскал, по всей вероятности, этот обрез в Крутихе. Екашев непонятно из каких соображений спрятал в амбаре сапоги и портянки убитого пасечника. У него же оказался золотой крест, который Репьев хотел продать верующему кузнецу. Чей это был крест? Если Репьева, то где он его взял? Кто телефонным звонком из райцентра спровоцировал Барабанова на покупку машины? Не Роза с Левкой?..