При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

Самосвал, лихо развернувшись, запылил по Серебровке. Поравнявшись с домом кузнеца, Тропынин быстро проговорил:

— Вот здесь Федор-Степаныча гусыня чуть голову не сунула мне под колесо. Так?..

— Так, — сказал Антон.

— А вот тут я своему собственному кабанчику на виду у своей собственной мамаши чуть бампером под зад не поддал. Так?..

— Так.

— Здесь вот бабка Екашиха с пустыми ведрами хотела мне дорогу перейти. Сиреной ее отпугнул, аж креститься начала.

Дальше, до конца деревни, Тропынин молчал. Выскочив из Серебровки на проселочную дорогу, самосвал запылил мимо березовых колков. Антон посмотрел на показания счетчика километража и перевел взгляд на спидометр — стрелка словно прилипла к цифре «60». Отмахав от околицы ровно километр, Тропынин, будто вспомнив свою обязанность, заговорил:

— А вот на этом месте догнал самого Екашева. С двумя корзинами за грибами топал. Тормознул, кричу: «Залазь, дядька Степан, в кабину рядом с Андреем! До пасеки подброшу, там самое грибное место!» Он рукой махнул — катись, дескать. Я дальше врубил на всю железку… — Помолчал не больше полминуты и показал на приближающийся колочек. — Вот тут вот какой-то заезжий грибник пасся.

— Почему «заезжий»? — спросил Антон.

— В этом колке никогда грибы не растут, наши сюда не ходят.

Антон заинтересовался:

— Как этот грибник выглядел?

— Здоровый бугай, в зеленом брезентовом дождевике.

— Дождь, что ли, был?

— Здесь нет, а в райцентре накануне вечером хлестал здорово. Видать, этот мужик в прошлый день из райцентра сюда по грибочки приперся.

— Лицо его не разглядел?

— Не-ка. На четвереньках он елозил. Один лишь разок на самосвал зыркнул и в колок сразу подался.

Попросив Тропынина остановиться, Антон вышел из кабины. Перейдя дорогу, подошел к опушке колка. Никаких грибных признаков здесь не было, следов — тоже. Располагался колок на высоком взгорке. С противоположной его опушки, как на ладони, просматривалось место стоянки табора у родника, чуть подальше пестрели разноцветные ульи серебровской пасеки. За пасекой, мимо других колков, тянулся старый тракт с телеграфными столбами вдоль него, сворачивающий на магистральное шоссе против железнодорожного разъезда Таежное, куда протянулась черная полоска проселочной дороги. Серая лента шоссе, уходя влево, взбегала на небольшой подъемчик и ныряла в низину к Крутихе. За Крутихой начинался длинный подъем, с перевала которого, как знал Антон, уже виднелась окраина райцентра с высоким элеватором вдали. По шоссе одна за другой пылили машины.

По-тропынински вскочив в кабину, Антон сказал:

— Поехали дальше, Сергей Павлович.

Обогнув колок, Тропынин промчался мимо бывшей стоянки цыган и свернул к пасеке. Притормаживая, показал место, где высадил Барабанова. Посмотрел на Антона, спросил:

— Дальше куда ехать, товарищ капитан?

— Точно той дорогой, как тогда ехал.

— Значит, поедем на Поповщину, к комбайнам.

Подминая траву, самосвал вырулил на старый тракт и помчался по нему вправо. Вскоре впереди зажелтело широкое пшеничное поле, по которому уступом друг за дружкой двигались комбайны. Было их около десяти. К двум пристраивались под погрузку намолоченного зерна тупоносые ЗИЛы.

— Пшеничка нынче хорошо созрела, прямо на обмолот убираем, — объяснил Тропынин.

— ЗИЛы городские? — спросил Антон.

— Ну.

— Сколько их в вашей бригаде работает?

— Десять.

— Шоферы где живут?

— В Березовке. Общежитие там оборудовали.

— Кто из них у Екашева самогон покупал?

— Это не наши. Два закадычных алкаша есть, которые Березовскую бригаду обслуживают. Они прошлую осень тут керосинили и нынче, видать, по старым адресам направились.

— Разве Екашев и в прошлом году самогоноварением занимался?

— Говорили ребята, будто дядька Степан понемножку приторговывал косорыловкой.

Круто развернувшись на стерне, Тропынин резко затормозил, вылез, не отпуская руля, на подножку и ловко пристроил машину к переднему комбайну, над тентом которого горделиво трепыхался флажок возглавляющего группу.

— Петро-о-ович! — завопил он. — Дава-а-ай! Шуруй на всю катушку!

Пожилой комбайнер, блеснув на солнце стеклами пылезащитных очков, оглянулся, и тотчас из брезентового рукава в кузов машины хлынуло зерно.

— Как намолот?

Комбайнер оттопырил большой палец:

— Лучше, чем вчера!

— К зиме премию на «Жигули» отхватишь!

— У меня эта техника есть!

— Жене подаришь!..

— Хватит болтать! Ты зачем две фляги молока привез?

— А тебе одну, но с «Российской»?

— Зубоскал!

— А чо мне, молодому, неженатому?

Оглянувшись, Тропынин предостерегающе поднял руку. Сыто распухший под напором зерна брезентовый рукав комбайна на глазах похудел, обвис — кузов самосвала был полон. Укрыв зерно широкой брезентовой палаткой, Тропынин влез в кабину, спросил:

— Опять, товарищ капитан, ехать, как тогда?

— Опять, — подтвердил Антон, внимательно разглядывая широкое поле.

— В тот день вон аж на том краю убирали пшеницу.

— Туда и вези.

Тропынин оглянулся, послал комбайнеру воздушный поцелуй и выжал сцепление:

— Сейчас… мигом!