Прядка с Изумрудного моря (ЛП)

Однако возле Прядки я остановился. Она сидела с ракетницей на коленях, уставившись в пол. Споры с неизменным шорохом терлись о корпус корабля и напоминали, что мы неумолимо приближаемся к логову дракона.

По оценкам капитана Вороны, до него оставалось всего два дня.

— Я волнуюсь, — тихо сказала Прядка, подняв на меня взгляд. — Я… я в ужасе.

Я положил руку ей на плечо и даже удержался от того, чтобы вытошнить очередное стихотворение. Должно быть, она что-то различила в моих глазах — фрагмент здравого смысла, которым я все еще обладал.

— Я в ужасе, — повторила она. — И не только за всех остальных, хотя и это тоже. Я боюсь за себя. Боюсь того, что со мной сделает Ворона. Мне ее не победить. В глубине души я это знаю.

Я поднял другую руку, выставил палец.

— У тебя, — прошептал я, — есть все, что нужно, Прядка.

— Ракетный пистолет? Но что, если я не справлюсь?

— У тебя есть все, что нужно.

Я сжал ее руку и пошел за Улаамом. Но потом замедлил шаг. Что-то было не так. Помимо того, что я не начал с жаром зачитывать эпическую оду, посвященную красоте мозолей.

О, шорох спор стих. Бурление прекратилось, корабль сбавлял ход. Беспокоиться не о чем. Такое происходит постоянно и не представляет опасности.

Разве что рядом рыскает дождь.

Наверное, вы уже догадались, что произошло дальше.

Глава 48. Кошмар

Мне снятся кошмары. Мое уникальное состояние этому никак не мешает, пусть и сплю я куда меньше обычных людей.

В моем самом страшном повторяющемся кошмаре, в том, что хватает за горло и трясет, пока я не очнусь, насквозь мокрый от пота, меня не преследуют чудовища. Он не о том, как я заблудился или что меня не любят.

Нет, в моем самом страшном кошмаре я понимаю, что много лет повторяюсь, рассказывая одни и те же вымученные шутки, одни и те же истории, и что есть сил протаптываю тропинку через терпение и любовь людей, пока на ней не погибнут даже сорняки.

По этой причине я не стану повторять свои подозрения и страхи насчет дождей Багряного моря. Но если и есть доказательство, что сама Судьба поставила против «Вороньей песни», то это тот факт, что к кораблю устремились не одна, а целых две дождевых полосы.

Две сразу. При том, что корабль намертво застрял на склоне гигантской багряной горы, носом к струящемуся с разъяренной луны столпу спор.

Добравшись до верхней палубы, Прядка увидела Салай. Та твердо стояла на юте за штурвалом на случай, если бурление возобновится и у нее появится шанс увести судно в безопасное место. Но корабль, как назло, не двигался ни на дюйм. Все ее умения, вся ее страсть ничего не значили, пока корабль оставался в плену спор. Салай ничего не могла поделать.

Даги выкрикивали разные идеи, некоторые предлагали бегом убраться с пути дождя прямо по спорам. Глупость, ясное дело. Если корабль будет уничтожен, они погибнут в ту же секунду, как вернется бурление. Да, на борту есть две спасательных шлюпки, но что это даст? Медленную смерть от обезвоживания? Они в Багряном море. Корабли сюда заходят крайне редко.

И на то есть очень веская причина.

Глянув мимо Дагов, Салай встретилась взглядом с Прядкой.

«Пора, — беззвучно произнесла она. — Пожалуйста».

Прядка схватила одну из Дагов — долговязую женщину с собранными в хвост волосами — и крикнула:

— Бегом к Салай! Скажи, что мне нужны две длинных веревки и бочка воды с пушечной позиции. Вперед! Вперед!

Протиснувшись мимо Лаггарта на трапе, Прядка помчалась в свою каюту. Он рявкнул ей вслед, но она была не в том настроении, чтобы его слушать. У нее оставались считанные минуты, прежде чем дождь доберется до корабля и их сказке придет конец. Разве что Прядка сумеет вписать в нее еще одну главу за счет одной лишь силы воли.

Героизм — удивительная штука, которую часто толкуют в неверном ключе. Все мы думаем, что понимаем его, поскольку хотим видеть семя героизма в нас самих. Отчасти в этом и заключается секрет.

Если собрать достаточно историй о героях — о тех, кто рисковал жизнью ради других; о тех, кто твердо выстоял, когда шансы складывались не в их пользу; о тех, кто необдуманно рвался в пекло с невозмутимостью чемпиона, прыгающего в воду с высоченной платформы, — то проявляются закономерности. Две закономерности, если быть точным.

Во-первых, геройству можно научиться. И учат этому не правительство или армия, а сами люди. Герои — это те, кто обдумали, что именно хотят сделать, и прошли необходимую тренировку. Зачастую героизм — это, казалось бы, спонтанный результат подготовки, на которую уходит целая жизнь.

Но если вы решите спросить у самих героев, зачем они рисковали жизнью, то не стоит это делать перед толпой, когда вручаете им медаль. Ведь правда состоит в том, что, скорее всего, они поступили по-геройски не ради блага своей страны и даже не ради собственных идеалов. Герои войны, независимо от культуры, эры и идеологии, неизменно оправдывают свои действия одной и той же простой мотивацией: они рискуют жизнями ради друзей.