Прямая речь

«Опасные связи» — слишком сюжетный роман, слишком авантюрный. Он, грубо говоря, почти предполагает пьесу. Хотя написан в письмах, дочитать до конца это трудно, но сюжет выловить нетрудно. Потом выяснилось, что мне и сюжет-то не очень нужен, просто как бы толчок от эпохи, как бы от стилизации, а потом уже не важно. Как только окунаешься во взаимоотношения разных персонажей, уже начинаешь думать сам. Какое-то время мне было интересно, чисто литературно. Я никогда не помышляю о какой-то сценической реализации, но, поскольку я когда-то был артистом, то чего-то сочиняя, я, естественно, проигрываю на интонацию. Видимо, поэтому, как сказал мне мой друг Володя Качан, очень легко играть, если следовать за текстом, потому что он железно заинтонирован. Но, с другой стороны, артистам не хватает воздуха, попытка сымпровизировать, нагрузить чем-то иным кончается плачевно.

Роман Шодерло де Лакло в свое время, в XVIII веке, произвел фурор. Делал его артиллерийский офицер, никакой не писатель, и книга считалась по изложению фактов почти аморальной, но вместе с тем там была заложена некая мораль, некое отвращение к происходящему. И я понимал, что эта мораль, применительно к сегодняшнему дню, у де Лакло слабовата. Потом, к давно написанному на чужом языке я отношусь, как к некой наскальной клинописи, это уже знаки, которые нужно расшифровывать.

Мне показалось, что убивать Вальмона не нужно. Что во времена, когда вообще утрачено понятие греха, это чрезвычайно важно. И дело не в огромном количестве женщин, которые поддавались на его обольстительные уловки, хотя это грех, а в том, каким путем осуществлялась атака, и что было потом с жизнью этих женщин. Поэтому я поменял гривуазное название «Опасные связи» на три раза ударенное слово «Опасный, опасный, очень опасный». Мне кажется, это лучше, может, это не принципиально, может, я и заблуждаюсь, может, для кассы было бы выгоднее «Опасные связи», но я как-то мало заботился о кассе.

Мне кажется, это важнее: Вальмон опасен как носитель этой чумы. Чумы того, что все можно, что можно переступать через людей, в данном случае, женщин, переступая через любовь их оскорбленную. Но вообще, если это можно перенести на кальку жизни, тогда это касается всего. Просто история любовных взаимоотношений она как бы ближе, понятней всем. Поэтому появилась такая версия романа. Не первая и не последняя. У одних французов только шесть экранизаций, две знаменитые картины Фриерса «Опасные связи» и Милоша Формана «Вальмон». Каждый выискивает то, что ему кажется важнее.

Но, естественно, увлечение эстетикой — оно почти неизбежно у любого постановщика. Но мне кажется, что важнее не демонстрация костюмов и эпохи, а того, что происходит. Я допускаю, есть тому примеры, как очень малословная пьеса может сообщить очень много. Я, к сожалению, сам человек многословный, поэтому управиться со словами не могу. Мне казалось, что нужно дать артистам проявиться каждому, поэтому пьеса довольно большая по словам. Но, с другой стороны она не самая большая. Это в наше клиповое время кажется, что слова — это уж чересчур. Применительно к Мольеру я очень умеренный писатель, очень умеренный.

* * *

Сюжет сказки Шарля Перро «Золушка». Первая часть традиционная, а во второй — милая Золушка, попав во дворец, превращается в настоящую стерву. Власть, деньги, роскошь сделали из нее отвратительную падаль. Финал будет примерно такой:

Мир движется тихонечко по фазе,
Ступеньки перепрыгивать нельзя.

Из тех же, кто из грязи сразу в князи,
Плохие получаются князья!

Вообще к любой мечте необходимо долго готовиться, что ли. И воспринимать ее, как некое продолжение трудов. Иначе — плохо дело. Вот превратилась замарашка в принцессу. А что дальше? Счастье? Но разве счастье в этой мишуре, в деньгах? Нет, конечно. Оно в гармонии с самим собой, в любви. Только в сказке счастье может быть в деньгах, а в жизни так не бывает.

* * *

Книга вышла. Красивая. Тираж 50 тысяч. Но то ли от того, что время изменилось, и мы стали другими, особой радости я не испытал. Сказать, что я мог бы спастись в писательстве, не будет правдой. Я — человек аудиторный, мне нужен зал, зрители, их реакция. Я не могу работать впрок. Я, конечно, что-то делаю и в кино, и в театре. Работаю у Сережи Юрского в спектакле «Игроки». Это очень интересно, хотя и не дает ощущения собственного дома. Ниша перемогнуться, сохраниться — она есть. Но это, как пережидание зубной боли. А вот как употребить себя во что-то полезное, и если не прозвенеть, то хотя бы сгодиться? Оказывается, человек без этого не может, а жизнь летит, и все так стремительно заканчивается. Если бы можно было сообразить, я бы жизнь свою устроил иначе, придумал бы, но не придумывается…

1992 г.

* * *