Прямо сейчас

– В общем, детали какие-то, я думаю, лучше опустить, – начал объяснение Аркадий, когда они неспешно двинулись в сторону фигуры Гоголя. – Под моим руководством было создано одно средство. Это биотехнология, которая подавляет волю и критическое восприятие. Есть модификация, которая действовует напрямую, если выпить, а есть другая, более хитрая, она может действовать через коровье молоко, но тогда средство внедряется в организм коровы еще на стадии ее зачатия, через сперму быка. Мы хотели его применить. Опробовать. Есть такое госпредприятие – станция искусственного осеменения крупнорогатого скота. Рядом, под Москвой. Мы решили проделать все без афиширования. Чтобы на станции вообще никто и никак про это, даже в общих чертах, не знал. Даже гендиректор, хотя он и сотрудничает с местным отделом ФСБ. В общем, биоматериал был похищен. На моего человека напал кое-кто, как потом выяснилось, человек из нашей же структуры, из конкурирующего подразделения, и мой сотрудник его нейтрализовал. Но потом там, на станции, еще откуда-то взялись трое – двое мужчин и с ними вроде женщина была, – они сбежали с нашим контейнером. На машине скрылись. В общем, если этот биоматериал где-то не там всплывет, будет плохо. Мне будет плохо. Все без согласования, на мой страх и риск делалось. И делается. Проблема в том, что мы в нашей группе не знаем и даже не можем предположить, что это за троица. Главная версия – какая-то разведслужба, может, американцы, может, кто-то еще. Вот так вкратце. Сам понимаешь, раз я в одиночку разрабатываю проект, привлекать на помощь другие подразделения я не могу.

– Значит, у тебя две проблемы, Аркаша, – после полуминуты молчания сказал старик Прибытков; голос его шелестел и скрипел, будто гравийная кашица бульвара под их подошвами. – Первая – сотрудник, которого твой человек нейтрализовал, и вторая – трое похитителей. Если я правильно тебя понял, они ведь между собой не связаны?

– Проверяли – нет.

– Уверен?

– Это последнее, что мы предполагаем. Мой сотрудник преследовал их и говорит, что никого не опознал, а он хорошо знает наших конкурентов.

– А этот конкурент, кстати, который нейтрализованный, он сильно пострадал?

– Ну, ситуация была критическая… – Аркадий адресовал старику бесстрастный взгляд своих голубых глаз, и тот вздохнул и прошелестел:

– Понятно.

Аркадий кивнул и вздохнул.

– Как дети, ей богу, – сказал старик Прибытков. – Труп надежно схоронили, на месте происшествия прибрались?

– Да. Мой человек – опытный офицер.

– Ну, остается делать вид, что вы ничего не знаете. В любом случае ищи, кто слил конкурентам информацию про станцию и ваш биоматериал.

– Ну, это я понимаю. У нас ограниченные средства.

– Таким образом, первая проблема остается, только трансформируется. Теперь второе. Автомобиль похитителей отработали? В угоне?

– Автомобиль, естественно, числится в угоне. Сейчас засаду устроили у дома владельца. На всякий случай. Но на владельца можно не рассчитывать. Мы информацию по нему по всем учетам пробили, по его семье, по знакомым – без толку, полный лох и явно здесь ни при чем. Если машина еще несколько часов не объявится у его дома, сотрудники, конечно, пообщаются с ним, но надежд, что он как-то замешан, практически никаких. И что дальше делать, я без понятия.

– Послушай одну историю. Я начинал работать, ты знаешь, давно, при советской власти. Помню, служил на одном предприятии Минсредмаша, в оборонке. Как-то после майских праздников приходим с утра, и сразу сигнал поступает, что прокатный стан вышел из строя. Ну, начали выяснять, что случилось. Мой начальник отдела пошел с проверкой по цеху проката и меня с собой взял. Я ему говорю: «Это, скорей всего, провокация ЦРУ или других капиталистических спецслужб». А он улыбается. Размечтался, говорит, только работать начал и сразу героем хочешь стать – диверсию тебе подавай. Американцы сюда носа не сунут, говорит, думаю, дело простое. Работяги два дня первого-второго мая водку хуячили без остановки. Сегодня, значит, с тяжкого похмела. Они, говорит, и сломали стан, чтобы не работать. И правда, осмотрели мы с ним прокатный стан повнимательней, а там, под станом, в шестерни какой-то хмырь лом сунул. Здоровый такой, железный лом. Стали обслуживающую бригаду по одному в кабинет тягать. Мы на них давим, но мужики отнекиваются. Каждому говорим, мол, тебя кое-кто видел с ломом у стана, мы уже все знаем, поэтому давай быстро сознавайся. Но – без толку. А потом мой начальник вызвал из всех и говорит: ребята, я все понимаю, после длинных выходных никому вкалывать неохота, а охота градусом поправиться, мне и самому хреново. Но вы поймите, остановка производства уже зафиксирована, мы обязаны найти, кто виноват, и мы найдем, кто-нибудь нам это доложит, но тогда уж пеняйте на себя, а если сами скажете, кто лом в стан сунул, тогда обойдемся наказанием по минимуму, мы же тоже люди. Ну и один прокатчик, Васька Поликарпов, сознался.

– Надо же, до сих пор помнишь его фамилию? Ну и что, посадили?