Прямо сейчас

– Я вот не такая, – продолжила она свои рассуждения. – Я недавно работала в команде над сценарием для одного сериала про КГБ. Режиссер говорил, что это был заказ из Кремля. Всем понятно, что собой представляла эта контора – КГБ, как и НКВД, и ЧК, но они не только политические чистки проводили. Они и с бандитизмом боролись. И вот идея сериала была в том, чтобы напомнить зрителям о том, что гэбисты боролись с безусловным, общечеловеческим злом, которое не было связано с политикой. Это, конечно, полуправда. Но это и не ложь. Сценарий был основан на реальных уголовных делах. Ну, и мы профессионально всё сделали. Нам хорошо заплатили. Я думаю, что нечего строить из себя недотрогу и делать вид, что я святая. Мир такой, какой он есть. Тем более что я ведь не пишу вечное, как ты, я всего лишь леплю мыльные оперы, которые назавтра уже мало кто помнит. У каждого своя планида.

«Она умница, – в который раз подумал про Ольгу Кутыкин, имея в виду не только ее нечасто встречающийся словарный запас. – Мне нельзя светиться с моим кремлевским заказом перед публикой. Надо сказать этому умнику из администрации президента, Байбакову, чтобы в титрах фильма фигурировал мой псевдоним. Хотя какой тогда мне пиар с этого, если никто не будет знать про мое авторство. А хрен с ним с пиаром, квартиру получу, таких гонораров мне еще никто не платил. Если, конечно, у меня вообще получится смастерить этот долбанный сценарий…» Беллетрист стал покусывать губы, он нахмурился, мешки под глазами проявились больше обычного. И еще неожиданно в памяти всплыл бюст Маяковского, виденный им во время прогулки по окрестностям. Каменная мурена смотрела серьезно. Бескомпромиссно. От этого Кутыкин занервничал даже в большей степени, чем от мысли, что не сумеет справиться с заказом. Он подлил водки Ольге и наполнил свою рюмку.

– Может, нам на всякий случай сейчас уже обменяться мобильниками, – сказала Ольга, видя с какой решительностью наливает Виталий. – Ато опять забудем.

Кутыкин и действительно запамятовал, по какому, собственно, поводу они встретились и давно уже сунул мобильник Ольги обратно в карман своего пиджака.

– Это разумно, – сказал он. – Ты чертовски разумно рассуждаешь. Хотя я вроде уже говорил тебе об этом.

Кутыкин улыбнулся. Он был рад, что Ольга отвлекла его от неприятных мыслей.

Беллетрист выставил вперед ладонь с лежащим на ней мобильным телефоном Ольги. В свою очередь Ольга достала из сумочки мобильник Кутыкина и уже собиралась отдать его, но в тот момент, когда она протягивала руку над столиком, телефон беллетриста заиграл мелодию, которая тут же прервалась.

– Ой, – прошептала Ольга, прикрыв трубку другой рукой, – нечаянно нажался ответ. Кто-то тебе звонит.

И, забрав с ладони Виталия свой аппарат, она вложила ему в руку его мобильный телефон.

Тем временем в кафе, из колонок, привешенных в углах под потолком, зазвучала очередная песня. Это была старая и, как водится, добрая вещь от Matt Bianco «Whose side are you on?».

* * *

– Слушай, мы с тобой в одной квартире живем уже с полгода, но раньше никогда так долго не говорили, – сказал Виктор Даниле, заказав себе еще одну чашечку кофе. – И тем более на такие темы. Как думаешь, почему?

– Мы с самого начала договорились, что хотя будем жить вместе, не будем друг другу мешать – у каждого своя частная жизнь, а живем вместе, потому что так дешевле.

– Это я помню. Но все равно. Нельзя же сказать, что мы вообще не общались. Мы постоянно о чем-то говорим – про выпивку, там, или обсуждаем знакомых телок, жратву, погоду, но не говорим про какие-то базовые вещи.

– Ну да, – ответил Данила, он, видимо, размышлял о чем-то своем.

– Что «ну да»? Я и спрашиваю, как думаешь, почему раньше мы не говорили про все это?

– Может, потому, что до этого момента нас никто не хотел пристрелить и не вламывался в нашу квартиру?

– Да. Скорее всего, – сказал Виктор. – Когда у тебя на пятках смерть сидит, начинаешь задумываться, зачем живешь. Но до чего-то путного мы сегодня так и не договорились. Я, получается, вообще не знаю, зачем живу. А ты туману нагнал, что надо мир менять. Что, по-моему, означает то же самое. И что делать с кенозином, непонятно.

– Никакого туману я не нагонял, – Данила, казалось, очнулся от каких-то размышлений и воодушевленно продолжил: – Я сказал про общее отношение к этой стране, вернее, к миру. Это и есть базовая вещь. А от этого уже можно и дальше что-то планировать. Это очень все связано. Я вот как раз сейчас вспомнил одну историю, которая со мной была в детстве.

Притча о большой рыбе