Прямое попадание

— Но здесь, право же, какое-то, видимо, недоразумение, — повторила Елизавета Васильевна, хотя и понимала, что насчет фронта начальник штаба просто пошутил. — Тем более, моя племянница вовсе не Селезнева, а Демина, — уточнила она.

Теперь пришел черед удивляться уже начальнику штаба, и это удивление он выказал тем, что, как только Елизавета Васильевна замолчала, начал растерянно перебирать пальцами пуговицы на кителе, как будто пуговицы могли оторваться. Неловко почувствовали себя и остальные, потому что действительно получалось что-то не так, а как бы шиворот-навыворот. Да и сама Елизавета Васильевна, повторив это свое утверждение насчет ошибки, вдруг засомневалась: а ну как это и впрямь какая-нибудь племянница, о существовании которой она не подозревала, а если и не племянница, то, может быть, какая-нибудь дальняя родственница, которых не всегда знают, а когда узнают, то уже начинают откапывать через них еще целую дюжину новых родных — и так вплоть до адамова колена. А потом ей было уже не безразлично, что могли подумать те же ее земляки из делегации и сопровождавшие их люди вместе с этим простодушно-смешливым начальником штаба, если бы она даже не сделала попытки разобраться в этом деле. И она вдруг насильственно улыбнулась и спросила:

— А можно мне ее сейчас увидеть? Ну хотя бы для того, чтобы выяснить это недоразумение? Это не трудно?

Начальник штаба посмотрел на замполита БАО. Замполит выступил вперед, объяснил:

— Сержант Селезнева сейчас на дежурстве. Метеостанция рядом. Но, может быть, оставим это на после завтрака? Вы же с дороги, а потом сразу этот митинг, а завтрак уже готов. А потом надо будет встречать полк.

Довод замполита был резонный. Но Елизавете Васильевне уже захотелось увидеть эту родственницу, если только та действительно доводилась ей родственницей, прямо сейчас: что-то на нее вдруг нашло. И это был не каприз, а скорее всего какое-то смутное и потому заставившее ее насторожиться чувство, что за всем этим должно что-то крыться, крыться не совсем, может, обычное и, возможно, даже связанное с ее сыном Виктором, и ей об этом конечно же следует непременно знать. А потом услужливая память тотчас же подсказала ей, как на стоянке во время митинга на нее что-то уж не совсем обычно, если не сказать странно, смотрела какая-то рослая военная девушка, и эта девушка как будто еще порывалась с нею заговорить, но что-то ей помешало, кажется, команда становиться в строй. И девушка эта к тому же была пригожа собой, и это тоже сейчас насторожило Елизавету Васильевну — начальник штаба как раз упомянул об этой пригожести, когда начал разговор. Значит, тут что-то все же было, и это что-то требовало своего скорейшего разъяснения, иначе потом, может, будет поздно. И хотя внешне Елизавета Васильевна ничем не выдала этого охватившего ее нетерпения и тревоги, по-прежнему с виду оставалась удручающе спокойной, начальник штаба все же угадал это ее состояние, а может, просто посчитал, что раз зачинщиком разговора о племяннице Елизаветы Васильевны был он, то в его же интересах было и довести этот разговор до конца, и предложил, чтобы это устроило всех вместе и каждого в отдельности:

— Давайте сделаем лучше так: мы все тихонечко отправимся в столовую, а Елизавета Васильевна и вы, товарищ замполит, зайдете по пути на метеостанцию, тем более что она рядом, и все выясните вместе с этой девушкой. Я думаю, это не займет много времени, да и мы вас стеснять не будем. Такое предложение вас устроит?

Такое предложение устроило всех, и через несколько минут Елизавета Васильевна, испытывая самые противоречивые чувства, уже вступала по шатким наклонным ступенькам в царство, на дощатых вратах которого было нацарапано мелом: «Посторонним вход воспрещен» — в этом царстве «делалась погода».