Прямое серебро

— Мне следует меньше разговаривать. Есть вещи, о которых нельзя говорить. Пока. Вы должны меня простить. У меня бывает так мало посетителей, что хочется поболтать.

— О чём нельзя говорить? — начал было Гаунт, но Белтайн перебил его.

— Как долго вы уже здесь, леди? — спросил он.

— Очень долго, — ответила она. — Вот уже многие годы я присматриваю за этим местом, как могу. Оно выглядит достаточно ухоженным и чистым?

— Да, — сказал Гаунт, оглядываясь по сторонам.

Она слегка улыбнулась. — Самой мне трудно оценить. Я стараюсь. Некоторые вещи я вижу ясно, но не те, что находятся вокруг. Голос у него не очень юный.

Гаунт понял, что последний комментарий относился к Белтайну. — Мой адъютант? Ему… сколько, тридцать два?

Последний раз отмечал свой тридцать первый день рождения, сэр, — отозвался Белтайн из дальнего конца нефа.

— Что ж, тогда его трудно назвать мальчиком.

— Да, — согласился Гаунт.

— Хотя я думала, это будет мальчик. Не обижайтесь, Ибрам. Вы тоже важны. Но мальчик… в нём вся суть.

— Кажется, Вы говорите загадками, сестра.

— Я знаю. Должно быть, это очень Вас раздражает. Столь многого я не могу произнести вслух. Но если я поступлюсь молчанием, всё нарушится. То, что сейчас поставлено на кон, слишком важно, я не могу этого допустить. Был ли с тобой юноша, молодой? Самый младший из всех.

— Мой предыдущий адъютант был совсем юнцом, — сказал Гаунт, внезапно ощутив тревогу, — его звали Майло. Теперь он солдат.

— Ах, — кивнула она. — Иногда они не слишком точны.

— Кто, «они»? — спросил Гаунт.

— Таро.

— Как Вы можете читать карты, если Вы не видите? — осторожно поинтересовался Белтайн.

Она повернула голову на звук его голоса. И снова аккуратное прицеливание. Белтайн слегка отступил, словно ощутил на себе этот «прицел». — А я и не читаю, — сказала она, — мне читают.

Когда сестра повернула голову, Гаунт смог заметить длинную розовую полоску шрама, который тянулся от макушки налево и вниз, к основанию шеи, проглядывая сквозь волосы, как борозда от плуга на кукурузном поле. Мысленно он вздохнул с облегчением. Все эти речи почти что увлекли его внимание. Он был в шаге от уверенности в том, что они наткнулись на ясновидящую или даже, сами того не осознавая, целенаправленно шли к ней. Но теперь всё, даже её весьма уместные упоминания Майло, приобрело другой смысл.

Она лишилась рассудка, получив травму мозга в одном из сражений далёкого прошлого. А все эти разговоры вокруг да около стали следствием её отшельничества.

Гаунту нужно было продолжать путь. — Послушайте, сестра… мы держим курс на Мейсек. И я уверен: от нашего визита туда зависят жизни. Есть что-то такое, чем Вы могли бы нам помочь?

— Не совсем. Не так, как Вы обычно привыкли это понимать. Вам самим придётся себе помочь. Я имею в виду Вас и того парнишку. А что касается Мейсека… Я бы не стремилась туда попасть. Уродливое место. Ничто там не радует глаз. Но вы можете одолжить мою машину, если хотите.

— Вашу машину?

— Мне она теперь без надобности. Она припаркована в одном из сараев на той стороне дороги. Возможно, потребуется расчистить выезд, но машина на ходу. Завожу каждый день. Ключи на крючке рядом с дверью.

Гаунт кивнул Белтайну, и адъютант поспешил наружу.

— Он ушёл? — спросила она.

— Побежал искать машину, — ответил Гаунт.

— Присядь рядом со мной, — прошептала она.

Гаунт сел на скамью рядом с ней. Сестра Закер, пусть она и была довольно странной, оказывала ему услугу, поэтому он счёл, что мог бы уделить ей ещё пару минут.

Аромат цветов вернулся вновь. Где он встречал его прежде?

– Это будет трудно, — призналась она.

— Что будет?

— Геродор, — ответила она.

— Геродор? — Единственный «Геродор», известный Гаунту, был тактически не значимой колонией на периферии. Он пожал плечами.

— Мне дозволено передать кое-что, — сказала она. — Во всём есть зло. Но самое большое зло, в конечном счёте, находится внутри нас. И внутри Вас тоже.

— Внутри меня? — повторил Гаунт. На самом деле он не хотел углубляться в это. Но она заслуживала учтивости.

— Образно говоря, Ибрам. Внутри Вашего тела, как его описывает ДеМаркезе. Вы знакомы с трудами ДеМаркезе?

— Нет, сестра. — Гаунт понятия не имел, кто такой ДеМаркезе.

— Что ж, дело вот в чём. Зло состоит из двух частей. Двух опасностей, одна из которых является истинным злом, другая – недопониманием. И вторая имеет ключевое значение. Важно помнить об этом, потому что вы, комиссары, страшно любите давить на курок. Думаю, это всё. Хотя, есть ещё кое-что. Пусть Ваш самый зоркий глаз покажет вам истину. Да, именно. Ваш самый зоркий глаз. Вот, теперь всё. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась.

— Я… — начал Гаунт.

— О, мне необходимо подмести пол, — сказала она.

Она остановилась и повернула к нему голову. — Хоть я и не должна этого говорить, и пусть я выхожу далеко за рамки своей роли, но… когда Вы увидите её, замолвите обо мне словечко. Пожалуйста. Я скучаю по ней.

Снаружи тишину нарушили кашель и рычание двигателя, вернувшегося к жизни.

— Конечно, — сказал Гаунт. Он осторожно взял её руку и поцеловал.

— Император защитит тебя, сестра.