Прямой эфир (СИ)

А вот теперь я хочу сесть: на пол, на диван, где все так же стоит моя сумка с брошенным сверху шелковым платком — неважно… Колени дрожат, ведь разум уже вопит об опасности.

— Я…

— Только, — обрывает на полуслове, делая шаг в моем направлении, и чем ближе подходит, тем ощутимей становятся волны ярости, что исходят от этого грозного мужчины, — с детской вы поторопились. Катя и Настя останутся здесь.

— Нет, — холодею, бледнею, задыхаюсь… Боже, я сейчас рухну! — Ты не можешь!

— Я все могу. Забыла? Кто платит, тот и устанавливает правила. А ты свободна. Иди, строй новую жизнь, — бросает в десяти сантиметрах от моего лица, но морщусь я вовсе не от гремучей смеси сигарет и крепкого виски. От страха, ведь он не шутит!

— Ведь рядом со мной тебе явно чего-то не хватило. Только вопрос: чего? — повышает тон, заставляя меня сжаться от звуков ненависти, какого непонятного отчаяния и обиды… Только, разве мне нужно задавать такие вопросы? Разве не его любовница теряет свои украшения в моей спальне, отбирает часы, что он должен был провести с нами?

— Шутишь? — знаю, что не должна поддаваться панике, поэтому сжимаю ладони в кулаки и отталкиваю от себя обезумевшего мужчину. — Это не я превратила наш брак в это…

Развожу руками, и собираюсь уйти, уже не переживая о случайной свидетельнице нашей ссоры, прижавшей к груди детские бутылочки. Но и шага не успеваю сделать, когда звон посуды нарушает звенящую тишину гостиной.

— Пошла вон! — цедит Игорь сквозь зубы, гаркнув на Нину Алексеевну, чтобы та не смела вмешиваться в наш конфликт, и уже хватает меня за локоть, настойчиво волоча в спальню. Я оступаюсь, едва не свалившись с крутой лестницы, а он и не думает отпускать, игнорируя мое слабое поскуливание, когда неприкрытые колени царапаются о деревянные ступени.

— Собирай свое барахло, — достает чемодан с полки и теперь бросает в него мою одежду, не слишком-то задаваясь вопросом, что именно попадает в саквояж. — Думала, я не узнаю?

Воздуха в гардеробной почти не осталось. Он уничтожен, отравлен ядом, что выплескивается наружу через резкие жесты, громкие фразы и эти черные глаза, что сегодня затмят своей теменью самую беззвездную ночь.

Жмурюсь, когда, с шумом захлопнув крышку, он толкает к моим ногам поклажу, из которой торчит рукав любимой блузки, и, взревев, ударяет ладонью о стену, чуть левее моего побледневшего лица.

— Не могла выбрать другого?

Не хочу знать, что им движет, и поддаюсь инстинктам, срываясь на бег подлинному коридору, стены которого украшены семейными фото. Я не уйду без дочерей! Ни за что, иначе просто умру, лишившись единственного, ради чего еще стоит жить! Бегу, не оборачиваясь назад, и уже слышу детский смех, но мужские руки, что обхватывают меня за плечи, прижимая к твердой груди, уже отрывают ноги от пола, вновь увеличивая расстояние до заветной двери.

Игорь сильнее меня, и мои попытки спастись бесполезны. Сколько бы я ни пыталась выбраться, сколько бы ни царапала его кожу, он словно и не чувствует боли, продолжая двигаться к выходу. И вот уже тело мое обдает холодным дуновением ветра, а ступни жжет от попавшего в тапки снега, на который меня только что бросили, не забыв и про чемодан, раскрывшийся от удара о расчищенную Арсеном дорожку.

— Проваливай, Волкова, — словно намеренно использует мою девичью фамилию и, сорвав с вешалки мою куртку, бросает ее на ступеньки, следом оправляя и сапоги…

— Почему вы оставили дочерей? — Филипп и не ведает, насколько болезненный вопрос задает.

Потому что я слабая. Не из тех, кто может противостоять крупному мужчине, расцарапать лицо, огреть по голове тяжелым подсвечником… Меня хватило лишь на дикий, пронзительный вой под окнами особняка, на обессиленные удары по дубовой двери, на крики с мольбами о пощаде…

— Игорь не дал. Выкинул меня на улицу, как собаку, что погрызла его любимые ботинки, — с одним лишь паспортом, парой комплектов одежды.

Без мобильного телефона, без кошелька, что остался в злосчастной сумке вместе с пачкой купюр, что я так и не успела спрятать. Смотрю на Эвелину, а та отводит глаза, словно стыдится его поступка.

— Я вернулась утром, но пройти на территорию мне не дали два амбала, что он поставил у ворот.

— И вы больше не предпринимали попыток добиться встречи?

Шутит? Я как пес дневала у дома, надеясь, что хоть кто-то поможет мне… Только желающих так и не нашлось. Кто захочет терять хлебное место, теплую крышу над головой и хорошие рекомендации?

— Дня через три он увез детей из города.

ГЛАВА 39

Павильон я покидаю последней. По-моему, люди преувеличивают пользу исповедей, ведь легче мне так и не стало… Впрочем, место для откровений я выбрала нестандартное, так что не мне судить.

Ступаю туфлей в грязную лужу, совсем не заботясь о разводах, оставшихся на искусственной коже обуви, и наслаждаюсь каплями, хлестко бьющими мне в лицо. Даже голову задираю, крепко жмурясь от потока воды, что наверняка смывает остатки грима с моих ресниц и раскрасневшихся щек. От помады я избавилась самостоятельно.

— Лиза! — если он ждал, что я остановлюсь, мне придется его разочаровать.