Прямой эфир (СИ)

Дело вовсе не в нашей с ним дружбе. Плевать он хотел на меня, иначе не соблазнил бы Лизу, не крутил бы с ней роман за моей спиной, ведь не понимать, что рано или поздно я сложу два плюс два, он просто не мог. Все куда банальней — боялся стать тем, кто принесет ей плохую весть, предпочитая, чтобы каждое ее воспоминание о нем было светлым. Так уж повелось — плохое от Громова, все лучшее — от Лисицкого.

— Я узнала сама. Застала их в кабинете Игоря, — вмешивается моя супруга, тут же появляясь в кадре — оператор не дремлет. Знает, как важно успеть переключиться на героя, взявшего слово: зачем-то снимает носки ее туфель, пару секунд дает возможность полюбоваться ее коленками, и вновь уделяет внимание лицу. Берет крупным планом глаза… Они ведь зеркало души, верно? Так вот, сейчас в них пустота…

— Ты не отвечаешь на звонки, — аккуратно прикрываю дверь в Славин кабинет, боясь разбудить задремавшую секретаршу.

Немолодая, тучная дама, разложившая на письменном столе вязальные нитки, так громко сопит, что только смельчак решится войти в приемную в обеденный перерыв. Я совсем не такой. Во мне говорит отчаянье — не один месяц убеждал себя, что рано или поздно друг перебесится, и все-таки сдался, когда его молчание затянулось.

— Много работы, — он даже не смотрит в мою сторону, продолжая стучать пальцами по клавиатуре, выдерживая заданный ритм.

Что-то печатает, задумчиво сводя брови на переносице, и лишь раз отвлекается, чтобы отыскать информацию в кожаной папке.

Слава поменял цвет стен. Всегда считал его кабинет безжизненным, так что одобрительно киваю сам себе, изучая интерьер, находя краску цвета кофе с молоком более уместной.

— Просто скажи все, что думаешь и пойдем дальше. Или не пойдем, — забрасываю ногу на ногу, и укладываю руку на подлокотнике дивана. — Зависит от того, чего ты ждешь от этого бойкота.

— Не припомню, чтобы я устраивал что-то подобное, — и вновь работа привлекает его куда больше, чем друг детства, с которым он не виделся три месяца.

— А что это, если не бойкот? Ты не пришел на мой день рождения, игнорируешь звонки. Ты сменил номер?

— Да что с тобой? — не выдерживаю и поднимаюсь с места, расстегиваю пиджак и ослабляю узел галстука. — Мужик ты или кто? Теперь будешь дуться по углам?

Стук клавиш прекращается. Обрывается резко. Также неожиданно, как пара глаз впивается в мое лицо — с осуждением, с непониманием и… ненавистью? Вот уж не думал, что когда-то мы доживем до подобного.

— Чего ты ждал? — встает, а стул его ударяется о стену, резво отъехав назад. — Это мне нужно тебя спросить: что черт возьми происходит? Какого черта ты вытворяешь? Решил разрушить свою жизнь?

— Ты ведь не за меня беспокоишься, — бросаю ядовито и все эмоции, умело скрываемые мной на протяжении почти двух лет брака, берут надо мной верх.

Делаю шаг вперед, не меньше Славки пылая гневом, и развожу руки в стороны, когда мужские пальцы сгребают в кулак ворот моего пиджака. Притягивает ближе, кажется, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить, и цедит сквозь зубы:

— Да. Я всегда беспокоюсь за нее. Потому что ты, — делает паузу, все так же не отводя глаз, — моих переживаний не стоишь. Не чьих вообще.

— Мило, — выдыхаю, когда мою одежду оставляют в покое, и прячу руки в карманах брюк, даже не думая двигаться с места. В его словах есть доля истины — я пропащий. Избалованный, испорченный золотой мальчик, который так и не стал мужчиной. Ставлю свои желания выше всего, и, пусть и мучаюсь, но не спешу сворачивать с намеченного пути.

— Когда это случилось, Славка? Когда наша дружба полетела в тартарары? Думаешь, я не замечал, как ты отдалялся? Как все разговоры ты сводил к ней?

— Ты сам виноват, — выдает устало, отворачиваясь к окну. — Я поверил тебе. Поверил, что ты приложишь усилия, чтобы сделать ее счастливой, а вместо этого ты прыгнул в чужую койку. Чем она лучше? Твоя Яна и волоска с Лизиной головы не стоит.

Мужчина поворачивается, как и я несколькими минутами ранее, оттягивает галстук вниз, ослабляя петлю, и если быть честным, сейчас я с трудом узнаю в нем того парня, с которым когда-то гонял по ночной Москве, слушая болтовню разодетых девчонок, трещащих без умолку на заднем сиденье.

— Ты кретин, который так и не понял, какое счастье ему досталось.

— Расскажешь ей? — напрягаюсь, игнорируя вибрацию телефона в своем кармане. Знаю, кто мне звонит с неизвестного номера, и знаю, где меня ждут через двадцать минут, наверняка уже переодевшись в ничего не скрывающий клочок кружева.

— Сам расскажи. Хоть раз поступи порядочно. Не заставляй меня жалеть, что все эти годы я считал другом кусок…

Недоговаривает, просто поджимает губы, в последний раз заглянув мне в глаза, и вновь увлекается обзором шумной улицы с высоты семнадцатого этажа.

— Когда я шел сюда, — стучу указательным пальцем по столешнице, сверля его затылок, — я рассматривал множество вариантов. Даже готов был к драке, рано или поздно это должно было случиться.