Прямой эфир (СИ)

- Ты так любишь эти булочки? – спросил я Диму, сидевшего рядом со мной тоже во всем черном.

- Тут просто пекарня рядом, они там всегда свежие, - почему-то смутился он. – Тебе не нравится?

- Почему же? Я просто поинтересовался.

Мы доели. Оделись. Снова лифт. Снова металлическая дверь. Холод. Машина. Знакомый район. Мой дом. Четвертый этаж. Дверь в мою квартиру открыта. Там кто-то есть.

Нас встретил Михаил Егорович. Хмурый взгляд из-под очков осматривает меня с головы до ног. Брови недовольно хмурятся, губы поджаты. Он грустно покачал головой.

- Все так же? – спросил Миша Диму, кивнув на меня. О чем это они?

- Да, - ответил Дима, стоящий позади и подтолкнул меня в спину.

Увидел Карину, вся в черном, не накрашена. За ней Лена, Максим, дядя Петя и даже Артемка. Почти всем составом работники нашей радиостанции. Тетя Маша снова плачет. Тетя Люба ей вторит. Сестра Полина и ее муж Данил. Антон с отцом. И зачем-то приперся троюродный брат покойного отца со всем своим семейством. А по середине комнаты стоит гроб. В нем лежит моя мама. Бледная. Спокойная. Я подхожу к ней. Смотрю и не узнаю. Это точно она? На ее лице всегда была улыбка, а эта женщина не улыбается. И худая слишком. Неужели она похудела? Почему я не замечал? Мне было некогда в последнее время. Последние полгода мы вообще редко виделись, а ведь всегда были лучшими друзьями. Первый поцелуй, первая девочка, первый секс, бутылка пива – мы с ней все и всегда обсуждали. Она говорила, что гордится мной. Эта женщина в гробу на нее просто похожа.

Народ засуетился. Меня отодвинули в сторону. Чужие мужчины взяли гроб и понесли. Люди потянулся следом. Мы вышли во двор. Постояли еще на морозе. Потом гроб погрузили в черную «газель», меня снова усадили в машину. Поехали.

Кладбище – белая холодная пустыня с надгробиями. Казалось, в этом месте температура воздуха на десяток градусов ниже, чем во всем городе. Могила уже была раскопана, и как только они это сделали, земля-то стылая? Гроб открыт, стоит рядом. Меня снова подтолкнули в спину, сказали надо попрощаться. Еле выдавил из себя «прости», поцеловал в лоб. Она - как камень, вся ледяная. Подходил еще люди. Крышку закрыли. Гвозди вбили. Опустили гроб в могилу. Надо бросить горсть земли. Я что-то подобрал, что-то бросил. Пока закапывали, рядом стоял Дима, как стражник.

Снова дорога. Мы приехали в мою квартиру. Люди ели, пили, говорили. Ко мне подошел папин брат. Заискивающе спросил, что я буду делать с квартирой. Саранча! «Убейся об стену, урод!»- хотелось мне крикнуть, но я просто проигнорировал его, тупо глядя в свой стакан с водкой.

Потом все вдруг резко засобирались. Появились еще люди – убрали посуду и столы. И разошлись.

Тишина.

Я огляделся вокруг. Никого нет. Телевизор молчит, радио тоже. Я совсем один сидел на диване, все так же в куртке и ботинках. Я прошел на кухню – никого. Совсем один. И мамы нет…

Господи! Она же умерла! Умерла! Навсегда!

Как же так! Как же я не усмотрел! Что же мне теперь делать?

- Мамочка, - у меня вырвался протяжный всхлип. – Мама! Прости меня, прости... – горько шептал я в тишину и слезы вдруг ручьями потекли из глаз. Я не смог больше сдерживаться и крик боли разлетелся по квартире.

- Ма-ма! – я упал на колени, обливаясь слезами. – Мама!

Я выл как загнанный волк. В груди разлилась адская боль, сердце раскалывалось на части. Происходящее вдруг обрушилось на меня неподъемной тяжестью. Еще чуть-чуть и раздавит. Вдруг я почувствовал, как чьи-то сильные руки обняли меня. Шестое чувство определило, что это Дима и я изо всех сил вцепился ему в плечи.

- Дима, мама умерла! – кричал я ему в ухо. – Умерла!

Он обнимал меня, прижимая к себе все сильней. Я уткнулся ему в шею, вжимаясь и продолжая выть. Хотелось забраться на него, спрятаться у него под курткой, лишь бы больше не было так больно.

Через час истерика поутихла, и я немного пришел в себя. Мы, оказывается, продолжали сидеть на полу, и Дима обнимал меня, раскачиваясь из стороны в сторону. Его рубашка промокла от моих слез, мои волосы тоже были мокрыми. Из носа нещадно текло, затрудняя доступ воздуха.

Через два – и слезы иссякли, а голос окончательно сел, я даже начал икать. Воздуха по-прежнему не хватало, у груди все сжималось. Дима попытался встать, подать мне воды, но я уцепился в него мертвой хваткой. Тогда он силой поднял меня на ноги и напоил водой.

- Не уходи, - шепотом молил я его. – Только не уходи, пожалуйста. Не оставляй меня одного.

Я поднял голову, заглядывая ему в лицо. Его глаза слегка покраснели, видимо плакал вместе со мной. В них читалось сочувствие и, разделенная вместе со мною, боль.

- И не собирался, - прошептал он мне и снова крепко обнял. – Поехали ко мне.

Я кивнул ему где-то в районе груди, и мы пошли.

Возле подъезда одиноко стояла его черная машина. Это оказался Nissan x-trail, на заднем стекле красовалось белое солнышко, логотип нашего радио. И как я раньше не заметил? Казалось, похолодало еще сильней, да еще и начало смеркаться. Льдом сковало не только дорогу, но и все мое тело и внутренности.