Артемидор разбросал в пяти книгах указатели, отправляющие жаждущего туда, где можно было бы, например, не только являться в чужое сновидение, но и управлять им, оставаясь невидимым. И не об этих ли путешествиях перешептывались иногда ученые Байт-аль-Хикма, уверявшие, будто именно там некоторым дозволяется различать и рассматривать, не спеша, наилучшие видения самых достойных мудрецов, живых и мертвых, включая наглядные решения наиболее трудных задач и вопросов? Пути туда или сами просторы, где, подобно облакам, проплывают перед взором такие сновидения, они называли словом Хуркалийа, и говорили, что полное их описание дано шестым имамом Джафаром ас-Садеком, а двенадцатый имам обитает там под чужим, тайным именем…
Как бы то ни было, торопился Хунайн ибн Исхак, ясно, что речь шла об одном и том же. Он не сомневался уже, что рано или поздно сумеет извлечь эти подсказки и указания из сочинения Артемидора и собрать их воедино, хотя бы и с помощью исчислений несравненного аль-Хорезми. Он решил еще, что для начала переведет три первые книги «Онейрокритики» и позволит бумажным копиям наводнить базары: пусть разбухают и множатся сотни ложных, искаженных, полуграмотных сонников, пусть насыщают тупую алчбу бессмысленной толпы. Книга же извлеченная, куда будут уложены и расписаны тайны онейропраксиса, должна быть в единственной копии перенесена на пергамент, чтобы оставаться доступной лишь избранным…
А может быть, – успел еще подумать Хунайн ибн Исхак – правильнее будет поступить так, как делали мудрецы народов Сина и Сера? Не спрятать ли потом – подумал он, дрожа, – не укрыть ли полученную книгу в каком-нибудь тайнике в башне? Не зря же рассказов о сокровищах в стене и о тех, кто отыскал их во сне, в арабском языке больше, чем народов, говорящих на арабском… Ведь тогда удалось бы уберечь ее и от соглядатаев случайных – одновременно утаить и указать, привлечь знающих и отвести непосвященных…
Но мысль эта тут же пропала в его голове, как будто канула в воронку где-то под теменем – он выронил четки и провалился в следующий сон.
И, взглянув вниз, увидел, взмывая над Багдадом: не четки извиваются, а река Дияла впадает в Тигр и несет какие-то немыслимые волны цвета земли.
И тоска снова сжала его сердце, ибо (хотя никто не сказал) он уже сам знал откуда-то: это чернилами переполнены воды реки, потому что все книгохранилища Байт-аль-Хикма затоплены по приказу скуластого темника, который привел под стены столицы конное войско степняков.