С тех пор и стал Иван ходить в хлыстовскую общину. Мать и плакала, и кричала, причитая, что не для того она сына нашла, чтобы вновь его потерять, но Иван рассеянно слушал её, глядя куда-то в стену, и все равно уходил. В город он больше не вернулся, и теперь каждую свободную минуту просиживал в избе у старика Данилы.
Борисов сидел за своим рабочим столом все в той же позе сфинкса и задумчиво дымил сигаретой, вытащенной, судя по утыканной окурками пепельнице, из второй начатой за сегодняшний день пачки «Явы».
— Ну, что? Как дела?
Борисов выглядел усталым, что бывало чрезвычайно редко.
— Все в порядке, Юрий Николаич. У Большакова был — он мне вон целую кучу какого-то хлама насовал...
— Хлам не хлам, а всё, чем богаты. Сведений-то по нашему делу, сам понимаешь, раз-два — и обчёлся, так что тут любая статейка мало-мальски приличная пригодится. Что-нибудь накопал?
— По первому впечатлению, похоже на уфимскую аномалию. Сегодня вечером засяду за эти бумажки и ещё покумекаю.
Майор удовлетворенно кивнул.
— Ну, сегодня вечером, может, и не стоит. Соберись хорошенько, отдохни. Это ведь я только предполагаю, что мы за неделю там управимся, а как в действительности дело пойдет — неизвестно. А почитать ты и в поезде успеешь... Прибарахлился маленько?
— Да, газовый пистолет взял, ещё электрошокер какой-то новомодный. — Ренат мне разрекламировал... Ну, а того, что в чемоданчике, я думаю, нам за глаза хватит.
— Может, и так. Табельное оружие всё-таки прихвати на всякий случай.
— Слушаюсь, босс.
— Завтра с утра я за тобой заеду. Барахла, понятное дело, много не набирай, но постарайся выглядеть знаешь как... В общем, роль этакого интеллигента-раздолбая, туповатый такой член-корреспондент большого размера. Можешь для такого случая даже очки у Большакова позаимствовать.
— Для такого случая у меня и свои есть.
— Ну все, до завтра.
Вначале Виталий решил было, что Пётр Васильевич, как назвал себя сотрудник «ректората», предлагает ему доносить на товарищей-студентов в обмен на то, что ему, Ларькину, простят его прогулы и попадания в вытрезвитель, и отказался.
— Ты не понял, — по-прежнему спокойно сказал Пётр Васильевеич. — Стукачей нам хватает. Тебе предлагается стать кадровым сотрудником. Со временем, конечно. Это не значит, что на кадровых сотрудниках не лежит обязанность своевременно информировать руководство о тех вопросах, которые входят в его компетенцию. Но когда ты немножко подучишься, ты поймешь, насколько оправдано применение моральных критериев к работе нормального, самого обычного административного аппарата.
Ларькин ничего не понял из этой галиматьи и спросил:
— И что я должен буду делать?
— Учиться. Не меньше, а больше, гораздо больше, чем раньше. Нам нужны не просто хорошие, а лучшие кадры.
— Я не смогу учиться на биофаке.
— Это из-за англичанки, что ли?
Виталию не хотелось говорить на эту тему. Но у него и впрямь к тому времени началась обычная для второкурсников студенческая дурь: он решил, что ошибся в выборе профессии.
— Это пройдет, — предрек Петр Васильевич. — Но если и впрямь что-то серьезное, перейди на другой факультет. Например, на химический.
— Разве это возможно?
Петр Васильевич усмехнулся.
— Как сказал классик, для нас невозможного мало. Нянчиться с тобой, конечно, никто не будет. Учить, сдавать, причем добросовестнейше — всё тебе. А мы только можем замолвить словечко. По-товарищески. Но всё-таки подумай. Пусть это будет тебе первым мужским испытанием. Даю тебе месяц — и весь этот месяц ты будешь прилежно посещать занятия. Да-да, и сидеть на первой парте, и смотреть в глаза своей крале. Слабо?
— Я не смогу!
— Сможешь, — Петр Васильевич вдруг развеселился. — Ты не представляешь себе, какие мы иногда даем задания, чтобы человек победил в себе слабость. Свою, именно свою индивидуальную слабость. Робкому и застенчивому парнишке, например, приказываем постричься «под ноль» — и в таком виде ходить в университет. Или гаркнуть во весь голос в вагоне метро. Тебе кажется, чепуха, да? Просто у тебя другая слабость. её не должно быть, усек?
Это было очень трудно, но теперь появился какой-то смысл и интерес, его способности оказались востребованы, а со всем остальным мужчина вполне в состоянии справиться. К тому же в его жизни в это время появилась Таня.
Таня училась в параллельной группе, и до той самодеятельной курсовой дискотеки они были едва знакомы. Если Ирина Сергеевна казалась не по годам хрупкой и молоденькой, то Таня была, наоборот, широкоплечей (мастер спорта по плаванию) и выглядела не по годам взрослой. Она и была взрослой: вечно занятые родители предоставляли ей полную свободу, половину учебного года она проводила на соревнованиях, отстаивая честь вуза, а возвращаясь, с головой окуналась в общественную работу, не пропуская ни одного культмассового мероприятия на факультете.