Карьера ученого мужа, проводящего своё время в залах научной библиотеки и постоянно занятого написанием какого-нибудь очередного научного труда, смешила теперь самого Ларькина.
К тому же его мудрый куратор говорил, что, сидя в каком-нибудь вонючем болоте, кишащем разнообразными мерзкими тварями, главное выжить, а не понять, к какому подвиду относятся всё эти карликовые вампиры.
Поэтому, закончив химфак, Виталий поступил на медицинский: во-первых, природная склонность к естественным наукам сыграла свою роль, во-вторых, подсознательно Виталий чувствовал, что умеющий профессионально убивать должен уметь и лечить.
Студенческая жизнь в медицинском институте не такая, как в университете. Во-первых, Виталия сразу же поразила какая-то железная, военная дисциплина: посещение всех лекций обязательно, практических занятий — тем более. Пропущенные занятия необходимо отработать; думать не обязательно, главное — зубрить.
Анатомия, миология, гистология... Кости, мышцы и суставы... Ларькина раздражало, что все нужно только запоминать. Понимать ничего не было нужно — и так всё понятно, но знать, помнить и отвечать без запинки, какие кости составляют череп, он был обязан. А костей, между прочим, в одном черепе было поболее сотни.
Единственное, что Виталию давалось легко, — так это пребывание в анатомичке, где тошнотворно пахло формалином, повсюду виднелись банки с заспиртованными человеческими органами и на столах лежали изрядно попорченные временем и студентами трупы. Девочки в таком изысканном окружении бледнели и падали в обмороки, большинство мальчиков тоже особого удовольствия от практических занятий по анатомии не испытывало. Ларькин же совершенно спокойно ковырялся в этих полуразложившихся человеческих останках, искренне удивляясь тому, как их, совершенно беспомощно лежащих на застеленных клеенками столах, можно бояться.
Пятерки уже не давались так легко, как во времена учебы на биофаке. Хотя учился он по-прежнему отлично, потребности несколько выросли и повышенной стипендии стало не хватать. Двадцать два года — взрослый мужик. Чтобы обеспечить себе хоть какую-то материальную независимость, Ларькин стал по вечерам подрабатывать санитаром в военном госпитале — благо, это место особым спросом не пользовалось и студентов принимали охотно.
В обязанности Виталия входило перетаскивание на носилках больных (между собой санитары называли этот процесс переносом тела). Иногда, когда было много пациентов и медсестры не успевали проследить за каждым, ему доверяли какие-нибудь нехитрые манипуляции: измерение артериального давления, внутримышечные инъекции, клизмы и прочие приятные процедуры.
Уже на четвертом курсе института он начал писать кандидатскую. Работа была где-то на стыке двух наук — медицины и химии. Ларькин описывал в ней влияние препаратов психотропного воздействия на человеческий организм. Практические знания он черпал из жизни, работая во время учебы на последнем курсе судмедэкспертом со специализацией по наркоманам. Параллельно начал трудиться в секретной лаборатории, куда определил его — и распрощался, наконец, со своим подопечным — куратор по линии ФСБ Пётр Васильевич.
Перед этим быстро промелькнули спецсборы, лагерь, школа выживания и первая боевая операция.
На медкомиссии его заставляли приседать, выполнять какие-то хитрые манипуляции руками, заглядывали в рот, нос и прочие естественные отверстия, имеющиеся в человеческом организме, а также задавали всякие хитроумные вопросы типа «какой сейчас год» и совсем на засыпку «а число?». Здоровье Ларькина медкомиссией было оценено как марсианское (потому что у людей такого просто не бывает).
Часть, в которой Виталий проходил свой курс выживания, была, мягко говоря, не совсем обычной, её как бы не было. То есть вообще-то она была, и у неё даже был номер, обозначенный в военном билете Виталия, но по всем официальным документам военной части с таким номером просто не существовало. Только те, кому положено было знать, знали, что военная часть с условным номером 525/28 входит в структуру ФСБ и занимается разработкой и проведением силовых контрразведывательных и антитеррористических операций.
Три месяца сборов показались Виталию вечностью, в течение которой он должен был совершать многокилометровые марш-броски с полной амуницией за плечами, стрелять из всех видов огнестрельного оружия, отрабатывать приемы рукопашного боя; гнить в болотах; населенных оголодавшими комарами, и терять сознание от жары в безлюдных пустынях Средней Азии, проходя курс выживания в экстремальных условиях. Его учили убивать — быстро и бесшумно, всем, что только может попасться под руку; учили оставаться в живых даже тогда, когда это было практически невозможным. Убивать и выживать — реально, а не в тренировочных целях, Ларькину пришлось, правда, только однажды.