Прямые пути (СИ)

Еще, когда дворяне ужинали в кабаке, то договорились, что простым хлеборобам богатыми быть не положено. И что хитрость скупщиков с налогами пошла империи на пользу — и налогов собрано больше, и хуторяне вынуждены будут больше работать, и хлеба больше вырастят.

Отец, как про все это прознал, так взял топор, вырубил палку сосновую, сунул Квирасу, да говорит: «Неча семью объедать. Иди-ка ты миром, да сам себя корми». Еле выпросил Квирас малость серебра на дорогу, и то спустил придорожном кабаке, не дойдя города. А куда еще было идти? Если б раньше, то в батраки можно, а нынче только осталось, что в город на заработки.

В Сером Шпиле — так, оказывается, назывался город, — хотел Квирас к какому-нибудь ремесленному цеху учеником пристать, да не брали его мастера. Порасспросят, да и кривятся, а то без единого слова отмахивались. Плотник только дал доску, чтобы из нее топором какую-то кривулю выстрогать, и то отмахнулся, едва Квирас начал. Работа-то находилась — не мешки таскать, так землю копать, — но платили мало. Порой, едва хватало на выпивку, а как не выпить с такой-то жизнью? И уходил весь заработок, даже угол снять было не на что. Хорошо, нашлась брошенная побережниками сараюшка, там и ночевал.

Хотя быстро завелись приятели, подсказали, где можно купить выпивку задешево. Они-то и виноваты, что Квирас сперва вместе с ними нанялся копать глину для цеха горшечников, потом ниже по реке в каменоломню, потом еще ниже бревна из реки вытаскивать в Гнилом Причале. Часть бревен припрятали в кустах и продали мужикам, денег хватило на несколько дней, даже осталось немного. Но, как отправились назад в Серый Шпиль, то увидели посреди пути заставу. А подорожных ни у кого не было, пришлось назад заворачивать. В Гнилой Причал-то прибыли по Стремнине с плотогонами, у которых подорожная была с припиской: «Плот и все, что на плоту», — так что речная стража пропустила. А Квирас пьяный был и не запомнил.

Застрял в Гнилом Причале. Приятели как-то собрались и обошли заставу, но Квираса с собой не взяли. А тут еще лесоторговец, что Квираса нанимал, недосчитался бревен. Доказать ничего не мог, но тамошних жителей настроил, что работы никакой не давали. Городок-то мелкий, все друг друга знают.

Сидел, значит, Квирас у реки, тихо проклинал приятелей, лесоторговцев, стражников, побережников, родного отца. Вдруг подходит служивый — кафтан и сапоги новехоньки, бляхи начищены, лицо довольное. Видно, что ему-то на выпивку хватает. Разговорились, Квирас на судьбу пожаловался, служивый про армейскую жизнь рассказал. Очень даже завлекательно звучало: делать ничего не надо, кормят и одевают за так, еще приплачивают из казны. Квирас засомневался, знал откуда-то, что в армии муштра жестокая. Или на войну пошлют, а там же убить могут. Служивый отмахнулся, что муштра и война для тех, кто в пехоте или коннице, а так и небоевые люди нужны Императору — землекопы, плотники, кузнецы, огородники, портные, даже пивовары. Что-то в словах служивого не вязалось, однако когда повел он Квираса в кабак да принялся угощать чистым пивом, то много еще понарассказывал. Особо понравилось за армейских землекопов, как они докладывают начальству, что канавы вырыты и уже зарыты, а на самом деле вовсе не копали ничего, только землю разрыхлили, чтобы казалось, будто работали. И про поваров, что к ним сотники на поклон ходят. И про плотников, как они нарочно работу затягивают, чтобы побольше помощников набрать, так начинают числиться десятниками, а помощников на самом деле нету. Хотя про плотников не до конца понятно было.