Пряничный домик в черном городе (СИ)

— О-о это целая история! Утром, когда ты пропала, мы тебя везде искали, но даже следов не было. Даст вроде как начал телепортироваться во все места, которые знал, но его каким-то чудом занесло сюда, и он вернулся за мной к озеру, чтобы пока оставить здесь. А потом он исчез и не появлялся наверное где-то с неделю или даже больше, я точно не помню, — Файлер задумчиво почесала нос и откинула вход в одну из палаток, к которым мы подошли, пропуская меня внутрь и забираясь следом, — а после притащил сюда вас троих, всех в… крови… Он мне толком не сообщил, где нашел вас. Сказал только, что ты его звала, — она указала на место, где находилась душа. Я крепко задумалась о сказанном, рассматривая изнутри приятные бежевые своды палатки, чей каркас был создан из костей. Проведя по одной из них пальцами, я почувствовала их приятную чуть прохладную гладкость, невольно сравнив их с касанием костей Даста. Действительно похоже…

— Он чувствовал меня душой? — спросила я у Файлер, не ожидая ответа, скорее делая предположение, от которого внутри собственная отчего-то странно дрогнула, будто ёкнувшее сердце. Файлер пожала плечами.

— Ох, не знаю, Брай. Ты потом у него спроси сама. Но сначала поспи, я разбужу тебя на ужин, а пока к ребятам пойду, а то они там сейчас дом взорвут своим напряжением, Даст сначала так на Киллера наехал, когда он проснулся, ты бы видела, бедненький… Сейчас, поди, Кросс огребает, — Файлер хихикнула.

— За что? — я недоуменно приподняла бровь.

— За то, что чуть не погубили тебя и себя, — Файлер поджала губы, — отдыхай. Здесь безопасно, даже если опять начнет трясти, то в палатке не завалит, мы тоже скоро придем сюда ужин готовить, — девушка выползла из укрытия, и я услышала ее удаляющиеся шаги, отдающиеся звонким эхом через мягкую почву.

Пол был выстлан соломой, поверх которой лежала какая-то тонкая пленка, похожая на ту, из которой делают туристические коврики. От сена под ней словно шло тепло, приглашая опуститься и уснуть, ни о чем не думая, чем я и воспользовалась, устало укладываясь и закрывая глаза, чувствуя приятный пряный аромат сухой травы, наполнявший новое убежище.

Сны вились вокруг неясными светлячками: то появляясь, то угасая, и этот водоворот образов был совершенно бессмысленным поначалу. Возникающие образы перекликались с прошлым, даря неприятные чувства старых несчастливых воспоминаний о родителях, которые раз за разом повторяли ошибки, которые нельзя уже было исправить. Я снова видела мать, выгоняющую меня из дома и бьющую по лицу наотмашь, видела безразличие отца, скрытое за маской улыбающегося монстра… Видела улицу, по которой шла, размышляя о том, где ночевать завтра… Я видела это до тех пор, пока все эти картинки не перечеркнула огромная когтистая лапа гиеноподобного чудовища, чей гогот наполнил мое сознание липким ужасом.

Все словно повторялось заново, но на этот раз на моих глазах друзей разорвали в клочья, и я смотрела как рассыпаются в прах их яркие души, отзываясь болезненным звоном на задворках сознания. И мне отчаянно хотелось кричать, но голос словно тонул в тягучей, кровавой дымке, душа собой же, заставляя захлебываться и хрипеть, пока огромная черная тень наступала и тянула ко мне свои жуткие конечности, клацая во тьме зубами, словно показывая, с какой силой они сейчас сомкнуться на мне… И не было возможности пошевелиться, убежать или закрыть глаза, будто тело отказалось слушаться… Словно я смотрела со стороны на свою же собственную гибель…

Меня выбило из кошмара сильным толчком, как если бы я упала прямо грудью на твердую поверхность, на мгновение теряя способность вдохнуть, но лежала я на спине, широко раскинув в стороны руки, которые что-то держало. Сфокусировав плывущий от слез взгляд на фигуре надо собой, я зацепилась за разномастные глаза прямо надо мной, буравящие меня с сосредоточенным вниманием. И еще спустя мгновение я почувствовала на груди чужую руку, ощутимо вдавленную чуть выше солнечного сплетения, с каждым моим дрожащим вдохом отзываясь своим касанием неясными ощущениями глубоко за ребрами.

Монстр моргнул, медленно выдыхая, словно от облегчения неслучившегося непоправимого события. От его руки странной вибрацией шло тепло, втекающее в тело и касающееся души, которая от этого перестала трепыхаться загнанной ланью. Но страх чужого касания все равно пробивался через успокаивающий туман, царапаясь изнутри острыми коготками, прося отодвинуться, вырваться или отвернуться. Но тело было сковано чужой магией, не позволяя лишнего, укрывая тяжелой аурой, требовательно направляющей мои чувства в нужное ей русло.

— Прекрати, — слабо шепчу ему, силясь хотя бы приподняться, но Даст упрямо сверлил меня взглядом, будто ожидая чего-то известного лишь ему одному, и он даже не шелохнулся…— Даст, отпусти меня, — повторяю просьбу, ощущая где-то в глубине зарождающийся протест и волнение.