Пряные дни

Ритуальный лифт, негромко урча, плавно опускал роскошный лакированный гроб в задрапированную черно-красным крепом и обложенную свежим лапником могилу. Рядом молчаливыми черными статуями застыли несколько человек в траурных одеждах.

Пробивающиеся сквозь уже начинающую желтеть листву лучи утреннего солнца осветили корзины с цветами, венки, ленты… Все это смотрелось немного странно на кладбище, формально предназначенном для захоронения собак, но в действительности под роскошными мраморными надгробиями здесь нашли свой последний приют совсем другие существа. Стая даже после смерти никого от себя не отпускала, давая тем самым понять, кому на самом деле принадлежат жизни ее членов.

Ни один человек не знал о существовании данного частного кладбища. Даже не все сотрудники питомника догадывались, что скрывается в лесочке за зданием усадьбы. Все подступы к нему охранялись свирепыми сторожевыми псами, а сверху от любопытных взглядов его надежно укрывали раскидистые кроны деревьев.

Присутствующие поочередно бросили в могилу по пригоршне земли и так же молча удалились, оставив похоронную команду завершать свой скорбный труд. Большинство направилось в гостиную, где был накрыт поминальный стол, но три человека, малость поотстав, отделились от остальной компании. Перебравшись в кабинет Кирилла, они расселись по креслам и довольно долго молчали, не решаясь нарушить почтительную тишину. То один, то другой украдкой бросали взгляды на Ирену, чье лицо пряталось за непроницаемой черной вуалью. Ни единый жест, ни единый звук не выдавал ее состояния, но все равно все буквально кожей ощущали исходящую от нее ярость.

— Ну что, Фазиль, — Кирилл устало потер морщинистый лоб, — какие новости?

— Второй гроб с муляжом мы уже отправили в крематорий, — отозвался сидящий напротив него невысокий, но широкоплечий мужчина, жесткие темные волосы и смуглая кожа которого выдавали арабские корни. — Все вопросы я уладил, документы подчистил. Кому-нибудь из родственников потом надо будет съездить, забрать урну.

— По этому поводу я не беспокоюсь, — директор питомника поднял руку, прерывая Фазиля, — у меня нет ни малейших сомнений в твоем профессионализме. Меня больше интересуют результаты расследования.

— Быть может мы… — кивнул тот в сторону двери.

— Не надо, — произнесла Ирена, почти не размыкая губ, — я в порядке.

— Времени у меня было не особо много, — Фазиль сцепил пальцы на коленях, — да и ночь — не самый удобный период для сбора информации…

— Тебя просили сообщить результат, а не рассказывать о трудностях, которые тебе пришлось преодолеть, — перебила его Ирена.

Фазиль прикрыл глаза и, не торопясь, сделал глубокий вдох. Его импульсивность и вспыльчивость были притчей во языцех, а потому ему понадобилось несколько секунд, чтобы обуздать свой порыв.

— Дома у Евгения Полевкина мы нашли неполную коробку с патронами от пистолета. Калибр и партия — те же, что и у гильзы, которую привез Игорь. Также нам удалось отыскать одного человека, который подтвердил, что у журналиста действительно имелся неучтенный «Глок». Можно еще провести баллистическую экспертизу пули, но я уверен, что все сойдется, хотя это нам сейчас ничего и не даст.

— Почему? — приподнял брови Кирилл.

— Даже если мы выясним происхождение ствола, ни Евгения, ни Оксану отыскать это не поможет. Поэтому я предлагаю не тратить время и силы на бесполезную беготню.

— То есть, по-твоему, нам следует сидеть, сложа руки, и ждать, пока они сами заявятся к нам с повинной? — Ирена словно специально провоцировала Фазиля.

— Нет, конечно, — сдержанно ответил он, — но то, чем я занимался всю прошедшую ночь, никоим образом не приблизило нас к их поимке. Я предлагаю закрыть разработку направлений, связанных с пистолетом и баллистической экспертизой, и сосредоточиться на более перспективных моментах.

— Детали меня не интересуют, мне нужен результат. А его до сих пор нет!

Фазиль предполагал, что обсуждение хода расследования в присутствии Ирены неизбежно выльется в череду нападок и обвинений, потому и предлагал Кириллу обсудить все вопросы наедине. Теперь же ему ничего не оставалось, кроме как сидеть и терпеливо дожидаться окончания незаслуженного выговора. Смерть сына, несомненно, явилась для Ирены сильным потрясением, но она отнюдь не производила впечатления убитой горем матери. Ей не впервой было хоронить собственных детей, жизнь Стаи полна опасностей. Вместо молчаливой скорби сейчас Ирену охватила жгучая, всепоглощающая ярость, которая как лава из просыпающегося вулкана то тут, то там прорывалась наружу через трещины в ее пока еще холодной маске. Однако долго такое положение вещей продолжаться не могло. Настоящее извержение являлось всего лишь вопросом времени. Пытаться перечить Ирене, когда она пребывала в таком взвинченном состоянии, грозило неприятными и очень далеко идущими последствиями.