Пряные дни

— Быть оборотнем и не перекидываться — невозможно. Какое-то время еще можно крепиться, терпеть, но рано или поздно ты сдаешься, — девушка, словно что-то вспомнив, остановилась и повернулась к Евгению. — Ты, часом, наркотой не балуешься?

— Бог миловал, — отозвался тот, недоумевая, к чему она клонит, — а почему вы спрашиваете?

— Тогда ты не знаешь, что такое ломка. Те, кто пробовал, говорят, что ощущение очень похожее. Вот только когда у тебя нет под рукой дозы, и ты ничего с этим поделать не в состоянии — это одно, но во сто крат сложнее удержаться, когда никаких преград нет, и все зависит лишь от твоей силы воли.

— Как же вы, в таком случае, справились?

— Сама не знаю, — Оксана помассировала виски. — Не приведи господь кому-нибудь пройти через то, что я испытала. Ужас, что со мной творилось в первые два месяца. Я едва не сошла с ума. Кричала, билась головой об стену, резала ножом руки, чтобы заглушить этот животный зов. Но куда большие страдания мне причиняло другое. Никто из сородичей, из подруг, с которыми мы с детства делились самыми сокровенными мыслями, даже не пытался меня поддержать, или хотя бы понять, что мною движет. Наоборот, все всячески отговаривали меня от этой затеи, казавшейся им чистейшим безумством. Они не понимали, ради чего я так убиваюсь. Для нас выкидыш — столь привычное дело, что никто особо и не переживает. Подумаешь, еще сто раз забеременеть успею, что-нибудь да уродится в конце концов. Но я никого не слушала, да и не слышала уже. Я успела полюбить своего еще не родившегося ребенка, и ничто не могло изменить моего решения, пусть даже оно стоило бы мне жизни.

Возможно, я и вправду в какой-то момент помешалась немного. Но потом внутри что-то перегорело, и стало легче. Позывы начали накатывать реже, ослабевать, а вскоре и вовсе сошли на нет. После того, как Коля родился, мне, наоборот, пришлось снова учиться менять облик. После столь долгого перерыва я успела подзабыть, как это делается.

— И Коля оказался человеком, — догадался журналист.

— Да, — кивнула его собеседница. — Первое время никто не мог сообразить, в чем дело. Обычно новорожденные оборотни то и дело спонтанно перекидываются туда-сюда, и первая наука, которую они усваивают — контроль над своим обликом. Нельзя допустить, чтобы мимолетные порывы управляли их поведением, иначе они выдадут свою истинную сущность, а это — конец. А Коля, напротив, лежал себе в кроватке день-деньской и не менялся. Когда, наконец, до всех дошло, что случилось — это стало настоящим шоком.

— Почему?

— Родившийся у оборотня ребенок-человек — случай уникальный! История не знала ничего подобного! На моего малыша приходили посмотреть как на уродца в кунсткамере. Неприятно, конечно, но это еще полбеды. Настоящие проблемы начались позже, когда стали решать, как с ним поступить.

— А в чем, собственно, камень преткновения?

— С одной стороны, ребенок, рожденный членом Стаи должен автоматически приниматься в ее ряды. С другой — человек ее членом быть не может, более того, любой посторонний, который знает о ее существовании, должен умереть. Таким образом, мой отец оказался поставлен в патовую ситуацию — от него требовалось либо признать Колю, человека, членом Стаи, либо приказать убить родного внука.

— Но какую угрозу мог представлять для вас новорожденный младенец?! — искренне возмутился Евгений. — Он еще ничего не успел сделать, а его уже приговаривают к смерти! Это бесчеловечно!

— Именно! — Оксана обернулась и ткнула в него указательным пальцем. — Наша сила как раз и состоит в том, что мы бесчеловечны. Мы — не люди, и любое проявление человечности делает нас слабыми. Каждый оборотень, уличенный в потакании человеческим страстям, таким как лживость, алчность и тщеславие, также должен умереть. Он постепенно начинает превращаться в Человека, и это делает его опасным. Именно поэтому мы, что бы ни случилось, должны оставаться бесчеловечными.

— А как же жалость, сострадание… любовь, наконец? Эти чувства вы также отрицаете?

— Любовь не люди изобрели, не обольщайся. Она куда старше, а остальное — суть различные ее проявления. Как раз любовь удержала нас тогда от совершения непоправимой ошибки, хотя недовольные все равно нашлись.

— Что же их не устроило?

— Сложившаяся ситуация давала прекрасную возможность вогнать клин под авторитет моего отца, и потом, развивая начальный успех, сместить его с поста Вожака. И они немедленно ею воспользовались. Ведь какой бы вердикт он тогда не вынес, его выбор в любом случае нарушал бы Правила. Так или иначе. А тот, кто сам их нарушил, никак не может выступать их блюстителем.

— И как же Кирилл поступил?

— Он сумел убедить народ отложить принятие решения. Сначала до тех пор, пока Коле не исполнится год, потом еще раз, до десяти лет, а потом и до совершеннолетия. Мой отец умеет убеждать.

— Но нельзя же так водить людей за нос бесконечно!