Пряный аромат Востока

Больше не надо думать о нем, приказала она себе и попыталась сосредоточиться на тех его чертах, которые ей не нравились. Прежде всего: слишком красивый, и какая-то пуританская частица ее самой подозревала, что это может привести к самомнению, тщеславию, беззаботности или лени, потому что такое преимущество перед другими несправедливо и незаслуженно, словно каждый день своей жизни, пока не уйдет в небытие твоя красота, ты достаешь из рукава пятую, незаконную карту. Она допустила, что, пожалуй, несправедливо забыла про печальные события в его жизни и о том, что он относился к своей профессии врача серьезнее, чем хотел это показать… и – о-о, одевался довольно небрежно, и волосы его, казалось, постоянно нуждались в стрижке. Но его улыбка, чудесная, неожиданная улыбка – она видела еще на пароходе, как от нее таяли женские сердца. Да, надо держаться подальше от него. Да, точно надо, ведь она не доверяет никому. Шарм – Уильям объяснил ей происхождение и этого слова тоже – шарм, сказал он, не какая-то там блестящая, поверхностная вещь, шарм означает способность наводить чары. Так, может, именно это она чувствовала, когда танцевала с Фрэнком, – легкое головокружение, легкую раскованность, но ничего такого, чего нельзя исправить. Пускай он наводит свои чары на слабых, думала Вива, погружаясь в сон. А ей, для того чтобы выжить, потребуются все силы.

Опять начался дождь. Возница подошел к ним и махнул рукой на другой склон долины, где собирались серые тучи.

– Проклятье! – воскликнула Тори. – Сейчас мы промокнем.

Серый пони резво бежал всю дорогу, и все-таки в отель они вернулись промокшие до нитки.

Они побежали под зонтиками к веранде. Вдруг Роза остановилась так внезапно, что Вива ударилась носом о ее затылок.

Возле двери стоял улыбающийся Фрэнк. На нем был тот же самый мятый полотняный костюм. Шляпу он держал в руке.

При виде его сердце Вивы оборвалось, а в следующий момент она его уже едва ли не ненавидела. Кто его звал? Явился сюда в самый разгар их отдыха, как будто он здесь кому-то нужен.

– Мадам. – Он склонился к руке Розы и слегка коснулся ее губами. – В Бомбее сейчас волнения. Я решил, что мне нужно приехать и проводить вас домой.

– Ой да ладно, Фрэнк! – У Тори покраснело лицо, с нее ручьями стекала вода. – Кого ты обманываешь? Я прекрасно знаю, почему ты здесь.

Вива сердито сверкнула на нее глазами и вонзила ногти в ее ладонь.

– Фрэнк, – холодно поинтересовалась она, – расскажи, почему ты приехал.

– Я заказал чай, – сказал он ей, – в гостиной; там и поговорим.

Они побежали наверх, быстро переоделись в сухую одежду и вместе явились в гостиную, где за окном дождь лил как из ведра. Фрэнк уселся спиной к огню и вытянул свои длинные ноги.

Появилась Банти с подносом, на котором принесла чай и булочки. Она переоделась в цветастое платье – первое со времени их знакомства – и слегка припудрила свои обветренные щеки. В душе Вивы опять забурлила злость. Да как смеет этот тип держать себя так самоуверенно, так раскованно? Ведь он же чувствует наверняка, что пульс в доме участился после его появления.

Банти протянула Фрэнку чашку чая – самому первому – и суетилась с булочками и джемом для него. Вива слушала тиканье старинных часов, висевших у окна, а потом поняла, что он глядит на нее поверх чашки. Смутившись, она отвернулась и стала рассказывать Банти, какая у них получилась интересная поездка. Спросила ее про варакушку, о которой прочла в определителе птиц. Они что, такие же бойкие, как английские дрозды?

Как она фальшивила – даже сама это понимала, – словно чья-то незамужняя тетка.

– Да, они замечательные, просто великолепные. – Банти слышала все это миллион раз от других гостей, и ей явно хотелось поговорить с Фрэнком о его докторской работе, как она это называла. – Надо же, вы действительно работаете в бомбейской больнице! – восхитилась она, словно он спустился в последний круг ада. – Какой вы молодец, честное слово! Вы из тех, кого туземцы называют нисвартхи?

– Что это еще такое? – спросила Тори. Она не сводила с Фрэнка глаз.

– На хинди это означает «бескорыстный человек». – Банти сияла.

– Господи, нет, нет. – Фрэнк вытянул ноги и улыбнулся своей неотразимой улыбкой. – Я работаю за пиво и сигареты.

Да, вот он весь – породистый молодой самец, окруженный прайдом восторженных самок. Тот самый Фрэнк, к которому она испытывала инстинктивное недоверие на пароходе. Что ж, по крайней мере, ей уже легче.

После чая Банти ушла посмотреть, как работники прочищают водостоки, и проверить, не протекла ли крыша конюшни. Иногда в мае, сказала она – обращаясь только к Фрэнку, – у них случается нечто, близкое к муссону, и это просто жуть. В прошлом году во время грозы за сутки выпало двадцать дюймов дождя, и ливневые потоки размыли большой кусок дороги почти возле дома.

– Боже! – слабым голосом отозвалась Роза. – Ничего себе!

После ее ухода явился слуга. Он задернул красные шторы, зажег лампы, поправил фитили и удалился.