Пряный кофе

– Ну, дело сложное, чего говорить… Кое-кто у меня на примете есть. Две девчушки смышлёные, они в писчей лавке подрабатывают – почитай, невесты уже. Можно ещё Берти отправить, он мальчуган разумный, читает хорошо, стихи наизусть знает. Выглядит опять-таки благообразно, – добавил отец Александр рассудительно – и низко опустил голову: – Да только всё одно, не нравится мне эта затея. Чую, добра из неё не выйдет. Детишки-то особые, да вы и сами знаете, что о нашем приюте в городе говорят.

– Мы справимся, – твёрдо ответила я.

Но, откровенно признаться, настоящей уверенности при этом не чувствовала….

Ещё некоторое время мы обсуждали детали. Уговорились на том, что перед благотворительным вечером миссис Мариани немного позанимается с выбранными детьми и пару раз выведет их «в свет» – на полуденный чай в кондитерскую и на прогулку в парк. Я пообещала заранее заказать новые платья для девочек и костюм – для мальчика.

– А мы с ребятками поговорим, – подмигнул мне отец Александр. – Лили и Дейзи – девчушки славные, но уж больно до нарядов охочие. Если посулю им, что платья, мол, в подарок за хорошее поведение достанутся, так они весь вечер сущими паиньками будут. Глядишь, и Берти с них пример возьмёт… Вы только, того, заранее-то не проговоритесь, что платья и так, и сяк их будут.

– Спасибо за совет, – искренне поблагодарила я, сдерживая неуместную улыбку. – Что ж, если других вопросов не осталось, я вернусь в кофейню.

– Я провожу до ворот, – тут же поднялся отец Александр. Опасливо глянул на жаровню, убедился, что угли почти погасли, и шагнул ко мне. – У нас тут и заблудиться немудрено.

Возвращались во двор мы другой дорогой, не вокруг здания, а насквозь по холодным, но уже относительно благоустроенным коридорам. Отец Александр открывал то одну, то другую дверь, показывая, что и где в приюте уже починили на деньги, которые я отправляла в последние месяцы. Выходило на удивление много. Хотя от сквозняков избавиться пока не удалось, но проваленную крышу уже везде подлатали, а полы заново выстлали хорошей доской. В спальне для самых маленьких поставили новые окна и переложили печь. Последнее, впрочем, было мерой временной – только до того момента, как получится провести обогрев по всему приюту.

В холл отец Александр меня вывел каким-то хитрым ходом, из-под лестницы. Ещё издали, из-за запертой двери, я услышала то ли глухую ругань, то ли плач, но не успела ни сообразить, что это может быть такое, как оказалась на самом настоящем поле боя.

Сестра Мэри по прозвищу Кочерга в голос кричала на тощую светловолосую девицу в поношенном сизом платье и ослепительно белой пуховой шали.

– Откуда ты это взяла? – срывалась на визг сестра Мэри. Лицо её покраснело, как варёный рак, рот искривился, но это выглядело не смешно и не противно, а по-настоящему страшно, точно за спиной у разгневанной монахини стоял кто-то ещё, сияющий и огромный. – Откуда взяла, я тебя спрашиваю? И не смей врать, паскудница!

– А не скажу! Крыса ты, крысятина вонючая! – со злыми слезами в голосе орала в ответ девица, бледная, как полотно. Глаза её были черным-черны. – Ты здесь гниёшь, и все гниют, а я не хочу! И не буду!

– Откуда ты шаль притащила, мерзавка? – Мэри-Кочерга сжала руку, скомкав в кулаке блёкло-серую ткань своей юбки. – Кто тебе дал?

Голос её сделался громоподобным и, кажется, заполнил весь приют, от ступеней и до самых укромных углов. Девица отшатнулась, прикусила губу – а потом выдохнула, словно в омут кидаясь:

– Мужчина дал! Подарил, слышишь? А ты мне завидуешь! Крысятина ты, вот ты кто! А я актрисой буду, он мой голос хвалил и говорил, чтоб я подошла к ночи на премьеру, и уж он тогда меня обязательно хозяину…

Мэри не дослушала девицу – наотмашь отвесила ей пощёчину.

– Дурой ты родилась, дурой и помрёшь, – в сердцах произнесла монахиня уже тише. Девица так и стояла недвижимо, только моргала часто-часто. – А ну-ка, сымай эту свою клятую шаль, надевай плащ и пойдём-ка со мной. Покажу тебе одну такую дурёху… И покуксись у меня тут, покуксись! Я и не так задам! Ишь, актрисой… в ночь прийти… Вот мерзопакостный кобель, ужо я ему задам…

Бросив на меня настороженный взгляд, но не переставая причитать, сестра Мэри подхватила всхлипывающую девицу под локоть и буквально поволокла её за собою – бедняжка едва успевала ноги переставлять.

– Святые Небеса, – вырвалось у меня еле слышно.

Отец Александр виновато покряхтел – и произнёс вполголоса смущённо:

– Вы плохого не думайте, леди Виржиния. Мы тут детей не поколачиваем… Просто очень уж у сестры Мэри за Флоренс сердце болит. Мать-то Флоренс тоже из нашего приюта была, – ещё тише признался он и скосил на меня глаза. – Да Мэри за ней не уследила. Та в четырнадцать лет возьми да и окажись, это… на сносях, – неуклюже закончил он.

– Тоже актрисой хотела быть? – негромко спросила я. Сердце у меня отчего-то сжималось.