Пряный кофе

Вторая тень, изломанная и тонкая, качает головой:

– Не-а. – Голос её другой, более глубокий, и есть в нём нечто пленительное – изобилие оттенков, полнота и скрытая страсть. – Нужно оно больно, актёрство это. Морока одна. Я дом хочу свой. Вот скоплю денег и куплю. Во дворе посажу пионы и жасмин, много-много кустов. Чтоб летом запах стоял густой…

Первая тень начинает дрожать и расплываться; издали волнами набегает смех, как прибой – на каменистый пляж. Свет искажается и желтеет, появляется запах гари.

– Пионы! Вот придумала тоже. Так и знала, что ты дурочка. Ну купишь ты себе этот дом, а потом как жить будешь? Может… – голос коварно затихает – …поклонника найдёшь? Я могу тебе своего старого одолжить, всё равно он мне надоел.

Жемчужные капли начинают сползать по стене и тускнеть.

Вторая тень мотает головой.

– Не надо мне чужих и старых. На что жить буду… а там посмотрю. Плохо без дома, тягостно так.

– А ты-то откуда это знаешь? – Голос грубеет. Свет делается уже не жёлтым, а оранжевым, и дымом пахнет сильнее. – У тебя же никогда не было его. Ты шваль приютская.

– Я же не всегда в приюте была. – Вторая тень не обидчива.

– Вот врать чего? Думаешь, год служанкой у леди проходила и теперь учёная стала? Говоришь как по-писаному? А-а-а-а… – тянет вдруг она длинно; то ли вздох, то ли стон. – Я поняла. Ты вообще всё врёшь. На самом деле хочешь вместо меня быть звездой, да? Он ведь тебя хвалил…

Свет становится красным; воздуха не хватает, и гарь дерёт горло. Жемчужные капли на стене с шипением испаряются, и первая тень прорастает язычками пламени, а вторая сереет и сыпется, как обугленный лист на ветру.

– Хвалил только за то, что я пьесу наизусть знала… Да какая из меня актриса. А ты сердишься, что я согласилась?

– Нет.

Стену испещряют трещины, чёрные и глубокие, а за ними – всё та же огненная бездна.

– Ну миленькая, ну не злись! – Голос умоляет, звенит, чарует, но вторая тень – огненный силуэт? – лишь разгорается ярче. – Я же не хотела! Он сказал, что скандал будет, если совсем никто… Видишь, тебя уже не мутит, значит, вечером ты на спектакле будешь…

Колючие искры взмывают снопом.

– Какая я тебе миленькая! Молчи! Ты мне должна за всё, слышишь? – Она всхлипывает. – Ты меня предала, да? Это ты мне подсыпала чего-то? Твои штучки приютские?

– Неправда! – От второго силуэта остаётся один намёк, зыбкое воспоминание, пепельный контур на растресканной стене. – Да я лучше умру, чем тебя предам! Ты ведь меня спасла… Ну не сердись, миленькая, ну пожалуйста… я что хочешь сделаю…

– Ну так умри.